Секрет Пегаса

«Слишком много я наговорил, — подумал старик. — Меня найдут мертвым в этом pensione, куда я вложил то, что заработал за всю жизнь. Я не только доползу на брюхе до Святого Петра, но возьму все, что заплатил этот проклятый немец или американец, и опущу в кружку для милостыни в благодарность за избавление».

Человек с пистолетом резко повернулся на каблуках тяжелых рабочих ботинок и вышел, оставив старика стоять с разинутым ртом посреди прихожей. Бедняга избавился от мерзавца. Впрочем, оно и к лучшему. Задержись этот поганец здесь еще хотя бы на минуту, хозяин гостиницы, пусть и старик, набросился бы на него, отобрал бы пистолет и пристрелил бы негодяя, как это делают американские полицейские в фильмах, которые показывают по телевизору. Как там они говорят? Ах да: «Ну, давай-давай, щас нарвешься!»

3

Умбрия. Спустя два часа

Съехав с автострады, они миновали скопище мотелей, которые были бы уместны возле любого магистрального шоссе в Америке. Следуя за караваном грузовиков, мотоцикл прополз через современную часть, свернул с главной улицы и начал подниматься все выше.

Из всех горных городов, в которых довелось побывать Лэнгу, лишь Орвьето не имел сильно пересеченного рельефа. Старинный город, обнесенный стеной, взгромоздился на плоскую вершину обрывистой возвышенности. На юго-западе Америки такой геологический феномен называется меса. Транспорта было совсем немного. Туристы еще не разнюхали про это место. Обширная автостоянка подле центральной площади пока пустовала, но красноречиво говорила об амбициях горожан.

По извилистым узким улочкам Лэнг доехал до виа Маурицио и пьяцца Думо, над которой возвышался собор. Изобилующая золотом мозаика, украшавшая фасад пышного здания, построенного в стиле итальянской готики, сверкала в лучах утреннего солнца, еще не успевшего высоко подняться. В отличие от более известных городов северной части Тосканы, автомобилей на площади было совсем немного. Лэнг без труда нашел место, где поставить мотоцикл, и придержал его, чтобы Герт могла слезть.

Они вошли в притвор храма и остановились, давая глазам время привыкнуть к полумраку. В боковых приделах мерцали свечи, отчего фрески будто двигались. Там, где трансепт пересекал центральный неф, выше хоров располагалась платформа, от которой расходились яркие лучи света.

Искусно украшенный алтарь тоже озаряли свечи. В их колеблющемся пламени казалось, будто распятый Христос корчится на кресте. В приделе, расположенном справа от святыни, сиял электрический свет, казавшийся в этих древних стенах странным анахронизмом. Пол там был устлан тряпками. Куда ни глянь — всюду кисти, шпатели, баночки и тюбики с красками. Но даже этот беспорядок не портил впечатления от выписанных яркими красками фигур, рушащихся в бездну. На фреске был изображен любимый сюжет итальянских художников — Страшный суд.

Неважно, кто написал эту фреску — Микеланджело, Бернини или кто-то еще. Лэнга этот сюжет всегда наводил на мысль о холостяцком баре поздней ночью с пятницы на субботу.

Возле стены возвышались леса. На них, примерно посередине изображения страдающих душ, обреченных проклятию — или тех, кому предстояло этой ночью спать поодиночке, — стояли три человека и рассматривали одну из фигур. Двое одеты в комбинезоны. На третьем была сутана, изрядно перемазанная красками.

— Фра Марченни! — позвала Герт.

Мужчина в сутане обернулся. Он мог бы сойти за одного из тех бесчисленных святых, изображения которых украшали собор. Яркий электрический свет отражался от венчика серебристоседых волос, обрамлявших розовую тонзуру, и создавал впечатление, будто его голову окружает нимб. Он был мал, примерно такого же роста, как хозяин pensione, и того же возраста.

— Si?

— Вы говорите по-английски? — спросила Герт, которая задрала голову и, прищурившись от яркого света, рассматривала стоявших на лесах людей.

Нимб качнулся из стороны в сторону: нет. Герт выпалила очередь итальянских слов.

Монах улыбнулся, показал куда-то за спины Лэнга и Герт и что-то сказал.

— Он говорит, что спустится через несколько минут и с удовольствием поговорит с нами, а пока предлагает полюбоваться прекрасным убранством этого великолепного собора.

Лэнг не интересовался религиозным искусством, не вызывало у него восторга и великолепие католических храмов. Так что он не стал опускать монеты в автоматы, включающие свет в приделах, а отправился читать латинские эпитафии, начертанные на надгробьях прелатов и богатых горожан, облагодетельствовавших собор щедрыми даяниями. О том, где были захоронены бедняки, вне всякого сомнения, люди давно уже не знали. Возможно, кроткие когда-нибудь и наследуют мир, но помнить о них уже никто не будет.

Лэнг разглядывал небольшую склянку, вмурованную в алтарь, пытаясь понять, что за реликвия в ней содержится. Гвоздь от Святого креста? Фаланга пальца апостола Павла?

Выяснить это он так и не успел. Герт тронула его за руку.

— Фра Марченни спустился на перерыв. Мы могли бы выпить кофе на площади.

Добрый брат предпочел вино.