Секрет Сабины Шпильрайн

К концу трех лет работы у меня в руках оказался довольно большой осмысленный кусок этой истории, хоть с пробелами, но все же связный. Но когда мы соединили этот кусок под титулом «Версия Сталины» с наброском Лининой главы «Версия Сабины», стало ясно, что книга еще далека до завершения. Кроме пробелов, возникших от недосказанных Линой эпизодов, нам не хватало большого куска жизни Сабины между 1926 годом и годом ее встречи с Линой, что составляло около десяти лет.

Марат заявил, что берет на себя заполнение этой прорехи. Он обещал пустить в ход все свои возможности, чтобы добыть информацию о пропавших без вести десяти годах жизни Сабины.

К этому времени я уже защитила диссертацию, а Феликс завершил свой пост-докторат, и казалось, что мы с ним могли бы теперь зажить свободно и беззаботно, но именно тогда в нашей семье начались трудности. Феликс сделал несколько блестящих работ, полностью изменивших мирное течение жизни в институте профессора Веснина. Перед ним открывалась блестящая карьера, в конце которой маячило почетное членство в Российской Академии наук.

И тут он объявил, что получил несколько заманчивых предложений из разных университетов мира и больше не намерен оставаться в России.

– Хватит с меня того дерьма, которого я нахлебался за эти годы! – с каким-то детским отчаянием повторял он. – Особенно после того, как я, вчитываясь в Линину рукопись, глубоко проник в суть вашей русской жизни.

Его отчаяние объяснить было просто – я наотрез отказывалась покинуть сильно сдавшую за это время Лину.

– Это было бы предательством, – с не меньшим отчаянием твердила я.

А Лина и вправду вдруг постарела, ссохлась и все чаще стала жаловаться на слабость и недомогание. Она сняла с себя обязанности директора института и часто оставалась дома, что было обычно ей не свойственно. У меня обрывалось сердце, когда я исподтишка следила, как легкая гримаса страдания порой искажала ее лицо: ясно было, что она что-то от меня скрывает.

– Ну, как я могу ее бросить, сейчас, когда она так во мне нуждается? – молила я Феликса. – Она столько для нас сделала: и тебя умудрилась здесь устроить, и помогла нам с квартирой.

– Вот именно, помогла с квартирой! – ожесточенно рычал Феликс. – А я хочу жить в стране, где я не буду нуждаться в такой помощи. Где я смогу снять квартиру на свои честно заработанные деньги. И купить машину, и ездить на конференции, на которые меня приглашают, а не ждать, пока безграмотная дирекция милостиво мне это позволит!

Возразить на это было трудно – он был совершенно прав, но, к сожалению, моя многолетняя связь с Линой вторгалась в его правоту непреодолимым препятствием.

– Ты, если хочешь, можешь оставаться, а я все равно отсюда уеду! – безжалостно заявил он.

– Но ведь ты уверял, что любишь меня и Сабинку!

– Я и сейчас утверждаю, что я вас люблю. Но я пожертвовал этой любви несколько лет своей жизни и больше не хочу! Ты ведь уверяла, что любишь меня?

– Конечно, люблю!

– Так теперь пришла твоя очередь жертвовать!

– Но я должна жертвовать не собой, а Линой!

В итоге мы решили ничего не решать окончательно – пускай Феликс соберет все приглашения, назначит встречи для собеседования и поедет на несколько недель на Запад – поговорить с коллегами и оглядеться, а уж после этого мы снова подумаем, как быть. В день его отъезда мне вдруг показалось, что наша совместная жизнь кончилась навсегда – он был так счастлив, когда уходил от меня в закрытое для провожающих пространство аэропорта. Перед ним открывался огромный мир, от которого он когда-то отказался ради меня, зато теперь он был готов отказаться от меня ради этого мира.

Из аэропорта я не поехала в лабораторию, а вернулась домой и отправила Нюру гулять с Сабинкой. Уже началась весна, погода стояла прекрасная, и я велела им гулять как можно дольше и даже дала деньги на мороженое. Мне нужно было обдумать наш семейный кризис и постараться найти какой-то выход, приемлемый для нас обоих. Феликс был прав – сейчас наступила моя очередь жертвовать, но не могла же я пожертвовать Линой. Я бы и рада была уехать с ним в какой-нибудь уютный европейский город и поселиться рядом со старинным университетом в маленьком кирпичном доме, увитом плющом. Я видела такие дома в рекламных брошюрах университетов, обильно забивавших наш почтовый ящик в последнее время.

Но ни в одной из этих брошюр не было написано, что мне делать с Линой. Я не сомневалась, что она откажется уехать из Академгородка, где у нее были друзья и славное имя основателя. Значит, придется расстаться с Феликсом – мне стало особенно обидно, что он мысленно уже принял этот вариант и готов жить без меня. А ведь всего пару лет назад он был готов стерпеть все тяготы российской жизни, только бы не расставаться со мной. Всего пару лет назад…

От этих мрачных мыслей меня отвлекли Сабинка с Нюрой, которые не стали есть мороженое в кафе, а принесли его домой. Мы устроили веселый ужин с мороженым, Сабинка даже научилась говорить «жоженое», так оно ей понравилось. И тут позвонила Лина:

– Ну, как ты там? – спросила она.

– Хреново, – созналась я.