Секрет Сабины Шпильрайн

– Мама разобиделась, что я последний вечер проведу не с ней, и мне пришлось отказаться. Вы же знаете мою маму – с ней лучше не спорить.

* * *

Елена Сосновская, Москва, 2009 год

Вчера ночью Лина умерла.

Даже когда я пишу эти слова после похорон, я не могу в это поверить. Всю свою жизнь я прожила рядом с ней. Конечно, я познакомилась с ней, когда мне было семнадцать лет, но можно считать, что до той встречи в коридоре Харьковского университета я еще не жила, а только готовилась жить. Я была неуклюжим комком несчастной души, и Лина слепила человека из этого комка. Вполне удачного человека, как сказал бы Феликс.

Вообще, Феликс слишком часто бывал прав – и когда заставил меня подписать контракт с Маратом, и когда ревниво заметил, что Марат сделал на меня стойку. С тех пор прошло пять лет, а это большой срок для человеческой жизни. Я действительно почти написала книгу из Лининых обрывков, несмотря на все трудности нашего сибирского быта. И должна признаться, что без денег, предложенных Маратом за эту работу, я вряд ли смогла бы завершить ее не только за пять, но и за восемь лет.

За эти годы я вдобавок завершила и защитила диссертацию, несмотря на то, что довольно быстро залетела и родила дочку, которую мы назвали Сабина. Осенью 2004 года, когда я была беременна Сабинкой, мы с Линой съездили в Ростов, чтобы ясней представить себе город, о котором пишем. Мы съездили в Змиевскую балку, чтобы посмотреть на памятную доску с надписью: „11–12 августа 1942 года здесь было уничтожено нацистами более 27 тысяч евреев“.

Не знаю, как бы мы управились со всеми этими задачами, если бы не деньги Марата и не прелестная трехкомнатная квартира, которую нам устроила Лина. Почти каждый день книга съедала несколько часов и продвигалась вперед медленно, но верно. Главным исполнителем обработки текстов была я, но мне очень помог Марат, который, как оказалось, отлично владел немецким языком. Он вычитал из немецких источников интересные сведения о Сабине и Юнге.

– Откуда у тебя такой немецкий? – как-то спросила я.

– Неужели неясно? Мама воспитала меня в точности так, как ее воспитала Сабина. Первое, что я помню о себе – это чтение раскрашенного немецкого экземпляра „Рейнеке Лиса“».

Сведения о Сабине после начала Первой мировой войны были обрывочные и грустные. Все годы войны Сабина вынуждена была оставаться в нейтральной Швейцарии, где не очень почитали учение Фрейда и его последователей. Потеряв весьма сомнительную работу в Лозанне, она переехала в Женеву, где стала понемногу утверждать себя и психоанализ. Но все это время она вынуждена была зарабатывать деньги для содержания себя и не слишком здоровой Ренаты. Ей это было нелегко – избалованная с юности постоянной материальной поддержкой состоятельных родителей, она не привыкла заботиться о хлебе насущном.

Война и революция лишили ее родительской помощи, а муж, мобилизованный в русскую армию, не подавал никаких признаков жизни. Сначала ей не хватало денег на няню, потом стало не хватать на съем жилья, а Рената все чаще кашляла и хворала. Так что большую часть этих лет она устраивала дочку в больничные санатории, чего та всю жизнь не могла ей простить. Но все эти препятствия не помешали ей поддерживать странные, так до сих пор и не до конца распознанные, отношения с Юнгом.

Марат внимательно прочел все, что написано о Юнге и многое из того, что написано самим Юнгом. Несколько лет после разрыва с Фрейдом Юнг действительно был как-то странно болен, нигде не работал и почти ни с кем не переписывался. Но к 1916 году он опять вступил в переписку с Сабиной, из чего можно заподозрить, что они время от времени продолжали встречаться. Вчитываясь в «Дневники Юнга» тех лет, Марат откопал там очень интересную запись, которую я могу передать в своем пересказе.

Как-то сидя над очередной рукописью, Юнг начал мучиться вопросом, который не давал ему покоя много лет: что такое его труды – наука или искусство? Этот вопрос был не праздный, потому что яростные противники-фрейдисты непрерывно упрекали его в недостаточной научности и недоказательности его идей. Как всегда, в результате таких метаний у него началась сильная головная боль, от которой сознание его стало меркнуть. И вдруг в настигавшей его тьме раздался ясный и четкий женский голос, сказавший: «Это – искусство». В тот же миг тьма рассеялась, и в душе воцарился необычайный покой.

Он напряг память, чтобы вспомнить, где он слышал этот голос. И вспомнил – это был голос Сабины! И ему стало ясно, что именно Сабина была его АНИМА, или, по его же определению, женская часть его души. Он свято верил, что каждый мужчина ищет в жизни слияния со своей анимой, и потому решил, что его странное психическое расстройство вызвано его добровольным отказом от такого слияния с Сабиной.