Секрет шкипера Харвея

В самом деле, слева от Вити висела карта, огромная, как занавес на сцене в театре. Стоило Вите сделать шаг, как карта ожила. На ней появились города, и селения, и автомашины, и люди. Он шел по Италии. Рядом с ним оказался репортер. Через плечо в сумке у него висел портативный магнитофон. Впереди на склонах горы раскинулся городок Греньяско. Витя вслед за репортером подошел к воротам обувной фабрики. Было еще полчаса до смены. Репортер остановил трех работниц, завел с ними разговор. Держа перед собой микрофон, он включил магнитофон, висевший у него на плече; репортаж он вел быстро, поднося микрофон то к себе, то к работницам, и Вите никак не удавалось задать свой вопрос о Терри.

«Мы у ворот обувной фабрики в Греньяско, — стремительно говорил репортер в микрофон. — Перед нами три работницы. Видно, что это совсем дети. Спрашиваем: «Сколько вам лет?» — «Четырнадцать», — отвечает одна из девочек, но по срывающемуся голосу вы тоже слышите, что она говорит неправду. «Когда исполнилось?» — «Исполнится в марте». Вопрос: «А когда начала работать на фабрике?» Ответ: «Более года назад».

Две другие девочки признаются, что им по тринадцать лет и работают они уже по нескольку месяцев.

Если бы хозяин фабрики соизволил ответить на наши вопросы, он, наверное, сказал бы нам: «Я это сделал потому, что люблю ближнего, как самого себя». Но он не посмел заявить так. Тринадцатилетние девочки поднимаются с постели в шесть часов утра, чтобы за много километров добраться до фабрики, сначала на велосипедах, а затем пешком. А зарабатывают восемнадцать тысяч лир в месяц за девять часов работы в день. А восемнадцать тысяч лир — это четвертая часть заработка взрослого рабочего. Вот вам и братство. Однако священник в Греньяско каждое воскресенье произносит в церкви проповеди на тему «Люби ближнего, как самого себя». Хозяин обувной фабрики его тоже слушает и в понедельник повторяет эту заповедь тринадцатилетним работницам, получающим четверть зарплаты рабочего...

На этом мы заканчиваем наш репортаж сегодня...»

— Будь здоров, — попрощался репортер. — Счастливого пути тебе, Витя!

— Но я же не спросил их о Терри!

Репортер огорченно развел руками:

— Ты же видел: они могли опоздать на работу.

Витя шагнул, карта сдвинулась, и он оказался в Париже… Навстречу ему несли девочку на носилках. Витя пошел рядом.

— Как тебя зовут? — спросил Витя.

— Мирей Леруа. Я служанка.

— Что с тобой?

— Я чуть не умерла от голода. Говорят, я похожа на старуху?.. Очень тяжело каждый день вставать в пять часов утра и целый день быть на ногах до глубокой ночи. Убери квартиру… приготовь завтрак… вымой посуду… Хозяева меня очень плохо кормили и еду запирали… Платили мне, на ваши деньги, двадцать рублей в месяц… Нас, таких девочек-служанок, во Франции десятки тысяч. Почти всем так тяжело, как мне…

— Почему же ты никому не жаловалась?

— Что ты, — прошептала Мирей, — а если бы хозяева узнали? Они же могли меня выгнать. — Она порывисто вздохнула. — Я, наверное, умру, я слышала, доктор сказал: «Она умрет от голода, эта маленькая Золушка…»

Витя не стал расспрашивать ее о Терри.

Носилки с Мирей положили в санитарную машину… Машина двинулась, стало темно, и оттуда, из темноты, донеслись выкрики мальчишек-газетчиков: «Маленькая Золушка… умерла от голода!..»

Когда карта вновь засветилась, Витя увидел, что идет по узким улицам турецкого города. Куда ни взгляни — торчат минареты мечетей. На грязной мостовой низкие столики кофеен. Здесь, кто посостоятельней, коротает время за чашечками черного кофе. И среди прохожих Витя всюду натыкался на мальчиков, зарабатывающих себе на хлеб: мальчики-носильщики на вокзале, мальчики, готовые за несколько курушей поднести тяжеленные корзины с продуктами с базара хоть на край города, мальчики — уличные продавцы бубликов, конфет, лимонов.

— Как ты думаешь, он пробовал эти конфеты?

Вопрос был задан ему, и Витя поднял голову. Рядом стоял рослый человек. Он назвал себя:

— Меня зовут Фахри Эрдинч. Я писатель. Сейчас мы узнаем. Вот послушай. — Он направился к тому месту, где мальчонка лет шести продавал конфеты, и спросил:

— Какие у тебя конфеты: шоколадные или лимонные?

— Не знаю, — ответил мальчик, — я их никогда не ел.

— А сколько стоит конфета?

— Пять курушей!

Эрдинч достал деньги и протянул мальчику пять курушей.

— А конфетку возьми себе, — сказал Эрдинч и отошел к Вите. Витя видел, как мальчик взял в руки конфету, посмотрел на нее и... положил назад в коробку.

— Видишь, — обратился к Вите Эрдинч, — он сказал правду. Он никогда не ел этих конфет: ему важнее принести домой матери на пять курушей больше.

Потом они вдруг оказались на табачной фабрике. Среди рабочих было немало мальчиков и девочек. Витю поразил их вид: обтянутые кожей скелеты и старческие сморщенные личики. Ребятишек шатало от усталости и голода.

Витя наклонился и сказал одному из таких мальчиков:

— Ты бы пошел домой.

— Ну да! Мне же здесь платят шестьдесят курушей в день, — ответил тот испуганным шепотом. — Это же целый килограмм хлеба.

— Но ты же очень устал.

— Попробуй поработай двенадцать часов каждый день…