– Мальчик мой, не нужно, не извиняйся. Ты чудесный, необыкновенный маленький человечек, я никогда не встречала никого, хоть чуточку похожего на тебя. Не верь отцу, когда он говорит, что ты рыжий. У тебя очаровательные веснушки и такие мягкие, такие шелковистые волосы, что мне каждый раз хочется зарыться в них лицом и поцеловать тебя в лохматую золотистую макушку. Я знаю тебя только месяц, Джонни, но за это время я успела не только привязаться к тебе, но и по-настоящему полюбить. Если бы у меня был такой сын, как ты, я была бы самым счастливым человеком в мире. А твоя мама, Джонни, если бы она хотя бы раз увидела тебя, она бы каждый день, каждую минуту жалела о том, что когда-то оставила такого сына.
Джонни поднял на нее глаза, и в них Иден увидела робкое искрящееся счастье.
– Это правда, мисс Добсон? – шепотом спросил он, словно боялся громким словом испортить то, что сейчас происходило.
– О твоей маме? – Иден ласково провела ладонью по его рыжим кудряшкам.
– Нет, о вас. – Он сжал кулачки, его глаза горели. – Правда, что вы хотели бы иметь такого сына, как я?
В душе Иден что-то оборвалось.
– Я… не совсем точно выразилась… – Она вдруг почувствовала смущение, но возникшее до этого чувство заставило ее продолжать. – Я мечтаю, чтобы ты был моим сыном. Знаю, что это невозможно, но никто другой мне не нужен. Только ты, мой маленький друг. Только…
– Мисс Добсон… – в его глазах появились слезы. – Я… Я так люблю вас. Я не знаю настоящей мамы, поэтому никогда не завидовал ребятам, когда они хвастались своими мамами. Но если они все похожи на вас, то я, наверное, самый несчастный из всех, потому что теперь я понимаю, чего у меня не было…
Иден почувствовала себя виноватой. Что она делает? Как смеет обнадеживать этого малыша, если знает, что не сможет с ним остаться? Кто она такая, чтобы гордиться ею и любить ее?
Но она действительно дорожила этим ребенком. Он значил для нее все, он заставил ее изменить профессору Медмену и забыть о миссии. И она любила его. Она могла поклясться, чем угодно, что она любила этого маленького мальчика, с которым знакома всего лишь месяц… На Адерельсе много детей, но она не могла их полюбить. Они не вызывали у нее этого острого желания всегда быть рядом, приласкать, утешить, защитить… И как профессору Медмену могло прийти в голову уничтожить эту прекрасную Землю и людей, живущих на ней? Ведь только здесь, на Земле, Иден поняла, что значит «жить». Должно быть, профессор сам никогда не жил. Или же он просто сумасшедший.
Она крепче сжала руки и нежно поцеловала Джонни, зная, что не имеет на это права. Но ее чувства были сильнее разума, а в душе бушевало огромное, неуправляемое желание назвать его сыном. И в ответ услышать: «Мама!»…
– Мисс Добсон…
Она вздохнула. Джонни показывал на окно. Автобус уже остановился, люди поднимались с мест и двигались к выходу, а за стеклом, наполовину скрытое сумерками, виднелось лицо Саймона Роббинса, искаженное и взволнованное.
…Сегодняшний день Саймон Роббинс провел как на иголках. У него действительно были неотложные дела, но в этот раз он не смог сделать и десятой части того, что планировал. Его мысли были заняты другим. К вечеру он уже пожалел, что отпустил сына в другой город с почти незнакомой женщиной. Но Джонни так упрашивал, что у Саймона не повернулся язык отказать ему. И потом, эта мисс Добсон обещала не слишком задерживаться и сделать все, чтобы мальчик остался доволен. И Саймон, вопреки всем доводам здравого смысла, снова поверил женщине. И даже доверил ей самое дорогое, что у него было в этой жизни.
Она так нравилась Джонни, что у Саймона не хватало твердости запретить им видеться. Но мальчик никогда не сталкивался с женской ветреностью и жестокостью, а вот его отец успел в полной мере прочувствовать и то, и другое. Его жена и мать Джонни была самой красивой девушкой из всех, кого он знал. Ей было семнадцать лет, когда они поженились, она едва закончила школу. Роскошные, совершенно белые вьющиеся волосы и огромные голубые глаза, обрамленные длинными, пушистыми ресницами. Только это сейчас Саймон и помнил, это, да еще ту боль, которая пришла, когда в пустой палате он обнаружил записку из двух строк. «Вы мне больше не нужны. Я буду жить настоящей жизнью». Она не оставила даже подписи…
И Саймон решил, что знает причину. Это «вы» ему все объяснило.