Секретарь тайной полиции

В тот же вечер помощник делопроизводителя зашел в ресторан Доминика с агентом Афанасьевым — Палкиным. В отдельном кабинете, где выпивали приятели, произошел у них разговор по душам. Да, конечно, какой, милый друг, разговор... Баба понравилась? Ха! Палкин отлично эту особу знает: она жена одного агента, его старого... как бы сказать... собутыльника? Пусть будет собутыльника! Ха, милый, так ведь его тоже «мадам» шефу отыскала. Да, ее крестник! А жена его... Конечно, ее тоже приняли на службу. Он, Палкин, за ней, был грех, был, волочился в свое время... Но она мнила о себе точно фрейлина ее величества, а не такая же, как мы, грешные, сотрудница экспедиции. И вот — божье наказание ей за гордыню! Влюбилась... в объект. В какого-то слесаря. Да ты что, не слышал эту историю? Господи, ее же все знают...

— От кого знают?

— Ну, все, кончен разговор...

— В какого хоть слесаря?

— Милый, много ты от меня хочешь услышать, я ведь простой агент, такие вещи мне не докладывают. Знаю, что в отделении все животики себе давно надорвали. Из рук-то баба не уйдет, муженек приглядит, но забавно, коммедия!

— ...Так вот, Обнорского и взяли раньше намеченного срока, — продолжал Клеточников свой доклад Михайлову. — Кирилов боялся довериться до конца Татьяне, боялся, что Обнорский и на этот раз сорвется у ней с крючка. Выследил его в поезде, когда Виктор с Татьяной возвращались от Николки из Москвы, приставил лучших филеров и взял на улице.

Итак, история с Обнорским была ясна теперь Дворнику во всех подробностях. Но ведь взяли, кроме того, еще и Клеменца — главного редактора подпольной газеты «Земля и воля», которого Николка вовсе не знал. Почему? Как произошел этот арест? Кто навел полицию на этого опытнейшего конспиратора?

— Как они напали на след Клеменца? — строго спросил он Клеточникова.

Тот смущенно пожал плечами.

— Чего не знаю, того не знаю. Арест Клеменца с нашей агентурой не был связан. Это — точно — тоже дело рук Николки, но Николка, как я уже говорил, перепродался Московскому управлению, а от них к нам сведения почти не поступали. Думаю, что в Петербурге Клеменца выследили не местные, а московские шпики, поэтому-то наш шеф и пришел в такую ярость: он ненавидит конкурентов.

— За сколько же Николка перепродался жандармам в Москве? — неожиданно заинтересовался Михайлов.

— Кирилов говорил сегодня на совещании, что за тысячу рублей Рейнштейн обещал им найти типографию и редакцию «Земли и воли».

— Недоплачивают бедняге, жулики, — Михайлов, казалось, шутил, но улыбка, показавшаяся на его губах, была недоброй, страшной. — Теперь я вам, в свою очередь, кое-что расскажу, Николай Васильевич. Сопоставим наши сведения и, может быть, сообразим, как обстояло дело с Клеменцем. Итак, недавно этот пройдоха Рейнштейн приезжал на побывку сюда, да-да, приезжал в Питер. И пожелал он явиться к нашему Поэту. А дальше было так...

В историю с Рейнштейном Поэт — Николай Морозов, редактор центрального органа партии «Земля и воля», не был посвящен. Посему, получив с месяц назад предложение встретиться от незнакомого москвича-рабочего, он ничего худого не заподозрил. Но все-таки Поэт принял некоторые меры предосторожности: ему показалось странным, что этот человек так хочет повидаться обязательно с редактором. У него как будто не такие уж важные связи и материалы, чтобы требовать к себе именно редактора.

Пришлось сказать студенту Грише Исаеву, знакомому Рейнштейна, через которого тот повел переговоры с редакцией, чтобы он поставил маленький спектакль с переодеванием. В виде таинственного и молчаливого редактора «Земли и воли» перед Рейнштейном предстал некто Луцкий, человек от организации далекий, но согласившийся оказать ей маленькую услугу — сыграть роль редактора. Это вовсе не было особо хитрым маневром — просто Поэт привык остерегаться любопытства чужих и назойливых людей.

Но вот вчера в три часа ночи история с Луцким получила неожиданное продолжение. На квартире у присяжного поверенного, где скрывался Морозов, раздался звонок. Поэт вывесил за окно на тонком шнурке портфель с редакционным архивом и оружием, приготовил надежные документы на имя помощника присяжного поверенного и пошел открывать двери. Оказалось, однако, что явился свой. Срывающимся голосом он сообщил о необычном происшествии. Недавно рядом с Луцким поселился жандармский офицер. Сегодня вечером этот офицер вернулся поздно, подвыпивший, зашел к Луцкому на огонек и по секрету рассказал, что только что участвовал в аресте тайной типографии «Земли и воли». Там оставлена засада, и к утру в ловушку ждут редакторов.

Луцкий не знал, как предупредить редакторов об опасности, побежал ночью к знакомому подпольщику, а тот уже разослал связных ко всем редакторам.

— Жандармский офицер не наш человек, — заметил Клеточников в этом месте рассказа. — Скорее всего — провокатор из Москвы, работал по наводке Рейнштейна.