Секретарша бандита

Эта ведьма больно хватает меня своими когтистыми пальцами за челюсть и сдавливает.

— Не дерзи, грязная потаскуха! Ты слишком много о себе думаешь, раз Ризван возится с тобой. Имей в виду, скоро это закончится. Он женится, и все его интрижки останутся в прошлом. Ты, так или иначе, окажешься в моем подчинении. Или вообще дышать перестанешь…

— Мама! — одергивает ее вернувшийся в кабинет Ильяс с ноутбуком в руках. — Оставь ее!

Стиснув зубы, мегера отталкивает меня и, высокомерно хмыкнув, окидывает презрительным взглядом. Будто на собачье дерьмо смотрит.

— Учти, Роксана, я за тобой слежу, — говорит мне на прощание и выходит, громко цокая каблуками туфель.

Мое лицо пылает. Пальцами ощупываю щеки. Царапин вроде нет. Но ощущения такие, словно меня насквозь вспороли. Не тело. Душу. В том числе заявлением, что скоро Ризван женится. Нетрудно догадаться, кто его избранница.

— Иди сюда, Роксана, — зовет меня Ильяс за овальный стол переговоров.

Кабинет выполнен в темных тонах, поэтому даже двух больших окон недостаточно, чтобы сделать его хоть чуточку уютным. Комнатных растений тут нет. На картинах сплошной мрак вроде шторма, бьющегося о скалы. Диваны и кресла обшиты черной кожей. Портьеры тяжелые, с увесистыми балдахинами.

Я устраиваюсь в кресле напротив Ильяса и туплю взгляд на свои руки. Не хочу видеть его. Он так похож на брата… Когда наши взгляды встречаются, вспоминаю наш последний вечер, и так противно становится. Зачем он так со мной? Как с паршивой дрянью? Будто я шлюха подзаборная!

А я?! Я-то почему таю перед ним? Рассудок теряю? Знаю же, что пользуется, как вещью, а все наивно верю в лучшее, идиотка!

— То, что ты сейчас услышишь, Роксана, не выходит за пределы этих стен, — начинает Ильяс, отодвинув включенный ноутбук. — Я расскажу тебе историю нашей семьи, нашего бизнеса, нашей диаспоры. И ты должна запомнить, что эти знания унесешь в могилу.

— Как страшно, — вздыхаю я.

— Страшно, — отвечает он. — Ведь любое случайно оброненное тобой слово будет караться смертью.

— Да какая разница, Ильяс?! — Всплескиваю я руками. — Я — уже труп! Ризван все равно меня убьет. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через восемнадцать дней, когда у Пономарева выйдет срок, а деньги он так и не найдет.

— Не убьет, — вдруг произносит тот, откинувшись на спинку кресла.

Странно, но в его коротком заверении твердости больше, чем во мне веры когда-нибудь вновь увидеть брата.

— Откуда такая уверенность? — менее резко спрашиваю я.

— Потому что, — не спешит с ответом Ильяс, — Ризван влюблен в тебя.

Даже его трусливость перед моим братом звучала бы менее комично, чем влюбленность.

Горько усмехнувшись, подаюсь вперед и с ненавистью шиплю:

— Твой брат никого не любит. Вы просто не способны на это. Вы же нелюди.

Ильяс приподнимает уголок губ. Мои оскорбления ничуть его не задевают. Напротив — охотника пробуждают. Молодого, но сильного и опасного.

— Наш народ суров, Роксана, но не без сердца. Ты когда-нибудь слышала об езгатах?

— О ком? — переспрашиваю.

— Езгаты — малая народность со своими устоями и традициями. В вашей стране крупнейшая наша диаспора. Во главе нее стоит Саид Махдаев. Человек серьезный, грозный. Он контролирует порядок и благополучие своих подопечных и отчитывается перед старейшинами, как и остальные главы диаспор, — начинает рассказывать Ильяс. — Наши женщины целомудренны до свадьбы. Но не думай, что это забитые наседки. После замужества женщина становится правой рукой своего мужа, его главным советником и хозяйкой всего состояния. На мужчине же держится опора, достаток и безопасность семьи. Измена и рукоприкладство — единственные причины, по которым женщина имеет право на развод, но без повторного замужества. Как ты понимаешь, при разводе все достается жене и детям. Если же в измене уличена женщина, ее изгоняют из диаспоры. Поэтому наши браки крепкие.

— Я впечатлена, — бурчу без особого интереса к истории этих психически нездоровых недолюдей.

— Только вдова имеет право на второй брак. Женщины у нас не менее коварны, чем мужчины. Акулы, каких ты больше нигде не встретишь.

На рефлексах поворачиваюсь к двери, куда минуту назад вышла мать Ризвана и Ильяса. Есть толк в его словах. От этой женщины за версту могильным холодом несет.

— Пережив суровые времена, мы выбрались из нелегальных заработков, процветающих в вашей стране в девяностых. Наши отцы выживали, как могли. Мы не имеем права их судить. Но сейчас злостный теневой бизнес строго запрещен внутренней политикой народа. Сюда не относится игорный бизнес, перекуп долгов, если он не угрожает чьей-то жизни, укрытие от налогов и прочие пустяки.

— Тогда что здесь делаю я?