И все же нельзя было не заметить, что положение на оккупированных территориях Запада, с точки зрения абвера, в целом с начала кампании в России существенно изменилось не в нашу пользу. Особенно ухудшение ситуации было заметно по тому, сколько дивизий прежних оккупационных частей отводилось и перебрасывалось на Восточный фронт. Во многих департаментах оккупированных французских районов теперь вообще не дислоцировалось никаких войск. Это значило, что непримиримо настроенные французы могли беспрепятственно объединяться, а разведывательные службы Великобритании и Де Голля могли гораздо легче устанавливать с ними контакт, чтобы снаряжать, руководить и использовать их против нас.
В некоторой степени разочаровывало то, что наша контригра «Порто» и многочисленные допросы в ходе крупной акции арестов не дали ни малейшего намека на убийц военнослужащих. Дальнейшие подобные нераскрытые покушения и обусловленные этим новые расстрелы заложников значительно ухудшали наше положение.
Арестованные в ходе акции группы фактически не имели отношения к покушениям; в этом я был уверен. Вообще было сомнительно, чтобы за этим стояли круги национального Сопротивления. Я не мог представить себе, чтобы эта террористическая война из-за угла направлялась британскими или голлистскими разведслужбами, хотя обе разведки должны были только приветствовать, если в результате нападений будут погребены до этого момента корректные отношения между немецкими солдатами и французским населением. Я полагал, что убийц военнослужащих следует искать в коммунистических кругах. Некоторые из наших доверенных лиц и агентов уже сообщали, что функционеры французских антикоммунистических партий были в этом уверены. Предположительно, преступники — это хорошо подготовленные агенты советских разведслужб. Убедительных доказательств работы секретной службы на Западе не было, но с началом боевых действий на Востоке этого противника следовало не упускать из виду.
Практическим результатом моего разговора с полковником Рудольфом стало решение сосредоточить все имеющиеся органы абвера и исполнительной власти на поисках убийц. Но успех наметился только месяцы спустя.
17 ноября 1941 года, в 7 часов утра, в моей комнате резко затрезвонил телефон. Звонил капитан Борхерс из отделения абвера в Сен-Жермен-ан-Ле.
Капитан со своими людьми проник в центр управления разветвленной шпионской сети. У шпионов имелась радиосвязь с Лондоном. Двум агентам-радистам, находившимся в доме во время обыска, к сожалению, удалось скрыться. Но шефу шпионской сети с его многочисленными сообщниками уже не укрыться в безопасном месте. Кроме того, обнаружена целая гора письменных документов, свидетельствующих о шпионской деятельности этой подпольной организации, и рация.
Захваченный дом находился в квартале Монмартр, на улице Вилла-Леандр, дом 8а. Обыск продлится еще несколько часов, докладывал капитан Борхерс.
Я разозлился. Капитан слишком много говорил по телефону. Следовало учитывать, что телефоны в отеле «Лютеция» могли прослушиваться. Если вражеские агенты услышат разговор, Лондон будет очень скоро оповещен об аресте. Кроме того, отделение абвера в Сен-Жермен-ан-Ле провело задуманную в Париже акцию ареста без согласования с управлением абвера по Франции.
Но по дороге на Монмартр я справился со своим раздражением. Мне пришло в голову, что радисты накрытой шпионской сети все равно сбежали. Они так и так постараются побыстрее поставить в известность Лондон о произошедшем провале. Следовательно, нечего было столь трагично воспринимать подробное донесение капитана Борхерса.
Но теперь нужно действовать. В первую очередь основательно обработать изъятые шпионские материалы. Прежде всего следовало проверить, были ли раскрыты и какие военные объекты и планирование. В любом случае требовалось проведение профилактических мероприятий. Возможно, найдутся и следы, которые наконец-то помогут схватить убийц наших военнослужащих.
На месте царило оживление. Все соседи были уже на ногах и обсуждали событие. Кроме того, строем в полной форме промаршировала французская полиция в составе целого взвода. Удиравшие радисты с верхнего этажа прыгнули на стеклянную крышу веранды, разрушили ее и произвели страшный грохот. То ли пострадавшие, то ли соседи вызвали полицию.
Я отослал полицейских. Пока я говорил с их командиром, рядом молча и скромно стоял мужчина в цивильном; на вид примерно 40 лет, среднего роста, крепкий, смуглый, с темными, блестящими глазами — тогда еще унтер-офицер Хуго Блейхер. В основном за раскрытие этого дела следовало быть благодарным ему.
Деловые качества и находчивость Блейхера способствовали дальнейшему разоблачению R'eseau Interalli'e (так называлась эта группа) и помогли арестовать примерно 100 ее агентов. В целом виды на успех представлялись весьма призрачными, если — как и в этом случае — множество людей знало о начале тайного дознания. Все зеваки-французы, собравшиеся вокруг обыскиваемого здания, понимали, что там действует абвер.