— Теперь–то, конечно, когда я все это вспоминаю, я вижу это ее глазами, — проговорил маори, и в голосе его слышалась смертельная усталость. — Она много лет жила в страхе перед ним и каждый раз, когда он говорил, что любит, надеялась, что он станет другим. Научилась распознавать приметы, по которым можно догадаться, что на него опять находит. Винила себя каждый раз, когда он взрывался. К тому времени она вроде о самой себе–то уже и не думала, только за меня боялась, когда он меня бил или когда я видел, как он ее бьет. Надеялась, должно быть, что я когда–нибудь уйду из его дома и избавлюсь от него. И вот в тот день…
Голос у него стал хриплым. Дженна поймала себя на том, что смотрит на его щеку, на то, как шевелятся завитки татуировки, когда он говорит. Она не могла заставить себя отвести глаза.
— В тот день она увидела, что я с ним еще хуже обошелся, чем он с ней или со мной, и я нс мог оправдаться даже тем, что пьяный. Для нее это оказался, наверное, страшный удар. Но я понимал только одно: вот я наконец–то вырос и могу ее защитить, а она защищает его от меня. Телом я был уже мужчина, а в душе — просто озлобленный мальчишка: накинулся на нее, разорался. И тут вижу — она смотрит на меня так же, как всегда смотрела на него. Вот тогда я и сбежал. Выскочил за дверь, на улицу, прямо так, в чем был.
Дженне хотелось что–то сказать, но она не находила слов.
Ты скажешь, что на улице пацану не место, и будешь права, — продолжал Апирана, — но если ты сильный и злой молодой маори, всегда найдутся люди, которые и приютят, и от копов спрячут, и накормят, и спать уложат. Ясное дело, у них тут свой интерес, но пока до тебя это дойдет — ты уже по уши влип, так просто не выберешься. У меня это была банда под названием «Дворняги». Она орудовала еще с середины двадцатого века, и власти с тех самых пор все пытались ее прихлопнуть, но без толку. А когда началась Великая экспансия — ну, тогда уж совсем… Главная–то сила в системе Западных тихоокеанских наций — это якудза, тут ничего не скажешь, но и «Дворняги» тоже кое–какие дела проворачивают.
У Дженны наконец прорезался голос.
— Значит, ты… пошел в преступники?
—Непростовпреступники,—пробурчалАпирана,—ябылнастоящимбандитом.Когдадонихдошло,чтоуменяхарактер—бомба,ну,тутужеимстоилотолькоуказатьнакого–то,иявзрывался.Киллер,охранник…гденужнасилаизлоба—этовсебыломоедело.Купилсянаэтотмиф,чтомаори,мол,прирожденныевоины.Приучилсебякновойманереговорить,онапотомтаккомнеипристала.Лицовоттакоесделал.Вглубине–тодушияпонимал,конечно,чтонеправильноэто,но«Дворняги»сталимоейединственной
— А потом что случилось? — спросила Дженна.
«Иона» начал снижаться, повинуясь виртуозным манипуляциям Цзя.
Апирана невесело засмеялся.
— За решетку попал. Я тогда наркотой торговал в Фарпорте. Копы меня поймали, а у меня за плечами уже семь лет преступной жизни. Навесили на меня все, что можно. Дали тридцать лет, пятнадцать я отсидел. Сначала два года бунтовал против системы. Потом еще лет пять винил отца. Потом еще пару лет — «Дворняг», ну а потом до меня наконец дошло, кого на самом деле винить надо. — Он постучал себя кулаком по массивной груди. — Вот кого. Нелегко мне тогда пришлось. Когда в человеке столько злости сидит, сколько во мне, да если ее всю обернуть на самого себя — так себя до чего угодно довести можно, но я в конце концов нашел золотую середину. Вышел из тюрьмы и решил жить по–новому.
— И оказался в этом экипаже? — нахмурилась Дженна.
Экипаж «Кейко», конечно, не был организованной преступной группировкой, но и полностью легальной их работу назвать нельзя.
— Не то чтобы специально, — признался Апирана. — Зашел я тогда в бар в Фарпорте. И пить–то не пил, но приключений на свою голову нашел все равно. Трое «дворняг» меня выследили. Столько лет прошло, а они все хотели, чтобы я опять на них работал, и слова «нет» ни в какую не понимали. — Он рассеянно потер левой ладонью костяшки на правом кулаке. — Ты, наверное, и сама догадываешься, чем дело кончилось.
— Плохо кончилось? — предположила Дженна.
—Можноитаксказать,—грустнохмыкнулАпирана.Когдатретийполетелчерезстол,я,помнится,ещеподумал:«Воттебеитвойзарок,Ап,недолгожетыпродержался».Нонашкапитанкакразбылвтуночьвбаре—он–тоивытащилменяоттуда,покатенеочнулисьипокакопыненагрянули.Предложилмнеместонакорабле,еслияготовтаскатьчтопридется,приниматьгрозныйвид,когданадокого–топрипугнуть,иразбиратьсястеми,ктопопытаетсяотнятьто,чтонампринадлежит.Условиябылинеплохие,длябывшегозекавродеменятакпростоотличные,яисогласился.Ивотонячерезпятьлет.Теперьмоя
Дженна попыталась вспомнить все, что могла, о той ночи, когда ее взяли в экипаж.
— А что, на космические корабли команду всегда в барах набирают?