Наконец темная ночная дорожка привела его в большую квартиру на улице Чернышевского. Здесь жила сотрудница Дома народного творчества выпускница ГИТИСа Надежда Эдлис и ее супруг Сергей Попов, в прошлом музыкант, ныне личность без определенных занятий. И хотя супруги Попов и Эдлис скупали золотые монеты царской и иностранной чеканки на сотни тысяч и миллионы рублей, все-таки они не были «первыми руками». Когда Ян Косой приносил в квартиру на улице Чернышевского очередную добычу, он изредка заставал там каких-то смуглых энергичных людей. При его появлении хозяйка срочно распихивала своих гостей в ванную, в кухню. Пока там шел торг, Ян сидел в гостиной. А чтобы заглушить запальчивые, азартные голоса, бывший музыкант Попов садился к роялю и играл Шопена.
Но не только Ян Косой хотел войти в контакт с таинственными незнакомцами, которые при его появлении выпроваживались с глаз долой. Сами незнакомцы также желали вступить в прямые отношения с Яном, чтобы устранить посредничество хозяев большой квартиры.
Незаметно брошенная на пол бумажка с телефоном Яна Косого замечена и подобрана. И вот уже покупатели Надежды Эдлис становятся покупателями Яна Рокотова.
Это Яков, Илья и Шалва Паписмедовы, жители Тбилиси. В прошлом они на тысячи рублей спекулировали фруктами и вином, но потом сообразили, что более выгодно спекулировать на миллионы золотом. Трудно было понять, когда спят эти люди. Они улетали из Москвы в Тбилиси, нагруженные золотом, вечерним самолетом, а утренним возвращались в Москву с чемоданами денег. Но это были тоже перекупщики. А «первые руки» были там, в Тбилиси и Баку. «Первые руки» крали у государства деньги и стремились обратить их в золото. От них золото уходило туда, откуда оно появилось, — в землю, в тайники. И вот именно этих акул обслуживала вся эта сложная преступная лестница перекупщиков, начиная от Захарова, Файбишенко и кончая Рокотовым, Эдлис, Паписмедовыми.
Преступники действовали хитро, изощренно, осторожно. В заранее обусловленный день они слетались в Вильнюс, в Москву, в Ленинград и вечером за столиком ресторана обменивались свертками…
Тридцать — сорок тысяч рублей — таков был «заработок» Яна Косого в особенно удачные дни. На «выручку» преступники строили дачи на берегу Черного моря, покупали автомашины, рояли, драгоценности. Близкую подругу Яна Косого Татьяну за безнравственное поведение исключили из института. Великодушный Ян посоветовал не говорить об этом дома и стал из своего кармана платить ей повышенную «стипендию»…
Махровые спекулянты-стервятники были пойманы и изобличены нашими славными чекистами. Следствие до конца распутало клубок грязных и гнусных преступлений. Нельзя без чувства глубокого омерзения читать показания преступников. Смрадным, гнилым запахом дореволюционных бирж веет от каждой страницы дела. В пьяном разгуле, в каком-то необузданном разврате обезьяньего стада проходили их дни. Шалели ли они о потерянной честной, настоящей жизни? Нет, они жалели только о том, что в нашей Москве нельзя так, как в Нью-Йорке или Лондоне, открыто потрясать своими барышами. О какой-либо морали, нравственности, разумеется, нельзя говорить применительно к этим людям. Если бы сейчас их свести в одно место, и дать возможность, они бы передушили друг друга, как пауки. Потому что Файбишенко обманывал Рокотова, Рокотов — Эдлис, все вместе — Паписмедовых…
Когда шайка поняла, что не нуждается более в услугах богобоязненных стариков, она решила, попросту говоря, их ограбить. Старикам, выражаясь воровским жаргоном, «прокрутили динамо». Сергей Попов нарядился иностранцем, приклеил усы и, объясняясь с помощью переводчика Яна Косого, всучил в темном переулке Шиперу, Дубасинскому и Ефимовскому свинцовые кругляши вместо золотых царских десяток и английских фунтов стерлингов, надув их на двести пятьдесят тысяч рублей.
Да, они, начавшие свою жизнь бездельниками, тунеядцами, лоботрясами, стали валютчиками, махровыми спекулянтами.
Вот что сказал на следствии Ян Рокотов:
«Жадность обуяла меня, и я не знал этому предела. Чем больше у меня накапливалось денег, тем больше развивалась алчность и жадность. Я передумал всю свою нехорошую жизнь. Она прошла бесследно, я не принес никакой пользы ни себе, ни людям. У меня не было спокойных дней, я носился повсюду и делал деньги. Я глубоко раскаиваюсь в содеянном и рассчитываю на гуманность нашего правосудия»
Что-то поздно пташечка запела!