Секреты

— Тогда я приду в семь вечера, — сказал резко доктор Биггс. — А до этого предлагаю вам потратить некоторое время на то, чтобы подумать о потребностях ребенка, прежде чем думать о своих собственных.

Энни Паттерсон тепло встретила девочку, когда доктор привел ее к ней.

— Бедняжка, — сказала она, обнимая Адель. — Мне жаль, что у нас нет лишней приличной постели, но такой малышке, как ты, будет достаточно места на кушетке.

Единственная чистая ночная рубашка, которую смог найти доктор Биггс, явно принадлежала ее умершей сестре. Она едва доходила Адель до колен, на плечи ей доктор накинул одеяло, на щеке была повязка, и весь ее вид вызывал сочувствие.

— Вы очень добры, Энни, — сказал доктор, кладя одеяло и подушку. — Это только временная мера. Я поговорю с мистером Талботом завтра вечером, когда он успокоится.

Адель не сказала ни слова, не спросила ни о матери, ни о себе, Биггс надеялся, что она ничего не спрашивала, потому что не вполне осознала, что произошло в их квартире.

Но когда он собирался уходить, Адель вдруг разволновалась.

— Я не могу быть с папой, не могу туда возвращаться! — выпалила она. — Он меня не любит. И мама не любит.

— Это чепуха, — живо отозвалась Энни Паттерсон. — Твоя мама больна, а папа не знает, на каком он свете.

Адель беспомощно перевела взгляд с соседки на врача. У нее не умещалось в голове, что мать действительно хотела убить ее и что она действительно говорила все эти ужасные вещи.

И все же какой бы маленькой она ни была, Адель понимала, что ей придется поверить в чувства матери к ней, которые та проявила этой ночью. Это было похоже на разлитую бутылку молока: его можно вымакать тряпкой, но нельзя налить обратно в бутылку.

Теперь она была совершенно уверена, что множество пощечин, дурное обращение и жестокие слова в прошлом были симптомами таившейся в матери ненависти к ней. В сегодняшнюю ночь они просто вылились наружу.

Адель не понимала, как могла испортить матери жизнь одним фактом своего рождения, но сомневалась, что сможет что-то сказать или сделать, что заставит мать изменить свои чувства к ней. Она также понимала, что ни доктор, ни миссис Паттерсон были не в настроении продолжать этой ночью обсуждения. Если она сейчас что-то скажет или сделает, то и их настроит против себя.

— Извините, что со мной столько хлопот, — сказала она слабым голосом, переведя взгляд с одного на другую. — Я буду делать все, что вы скажете.

— Ну вот и хорошая девочка, — миссис Паттерсон улыбнулась и нежно погладила ее по щеке. — Завтра утром все будет выглядеть по-другому, ты увидишь. И ты сможешь поваляться в постели, потому что завтра суббота.

Прошел час, а Адель все еще лежала и не спала, несмотря на то что миссис Паттерсон сделала ей какао и положила грелку на больной живот. Через окно у раковины струился лунный свет и поблескивал на спинках стульев, стоявших у стола. Кушетка, на которой она спала, была больше похожа на скамью, обитую коричневым потрескавшимся кожзаменителем, и была очень жесткая. Она стояла за столом и использовалась как дополнительное сиденье.

Квартира Паттерсонов была самой большой в доме, но немного темной. Между кухней и передней спальней, где спали мистер и миссис Паттерсон и их годовалая дочка Лили, были большие двустворчатые двери. Из кухни коридор вел к комнате, в которой находились четырехлетний Майкл и семилетний Томми, и еще одна дверь вела на задний двор.

Что будет с ней сейчас? Она слышала, что ее отец сказал врачу, и была абсолютно уверена, что он имел в виду именно то, что сказал. Насколько Адель знала, приюты были для маленьких детей и младенцев, и она никогда не слышала о ребенке двенадцати лет, которого поместили бы в приют. Но пока ей не исполнится четырнадцать, она не может получить работу и содержать себя.

Наверное, она в конце концов уснула, потому что проснулась, вздрогнув, когда услышала, как миссис Паттерсон ставит чайник.

— Извини, я тебя разбудила, радость моя, — сказала она весело. — Ты хорошо спала? — Она подошла к кушетке и убрала Адель волосы со лба.

Черные волосы женщины были распущены, и они были такими длинными, что доходили ей до талии. На ней был халат, такой оборванный, что казалось, он вот-вот распадется.

— Да, спасибо, — ответила Адель. Ее живот все еще немного болел, но кроме этого все было в порядке.

— Мой Альф сейчас уходит на работу, — сказала миссис Паттерсон. — Ты можешь еще поваляться, а я накормлю Лили молоком, а потом сделаю тебе чаю. И мы немного поболтаем.

Адель еще очень долго оставалась на кушетке, притворяясь спящей, и следила при этом за Паттерсонами и слушала их. Она увидела, как миссис Паттерсон поцеловала мужа на прощанье и дала ему с собой бутерброды. Как она накормила Лили, а потом искупала ее в кухонной раковине. От мокрой пеленки Лили воняло, но было приятно слышать, как она лопочет и плещется в воде. Потом встали Майкл и Томми, и мать сделала им по тосту и чашке чая.