Сексот поневоле

— Наивняк ты, Баба-Катя, беспросветный. Учти на будущее одну руководящую истину: чтобы избавиться от бездари и лодыря, есть самый верный и короткий путь. — Сиюминуткин горделиво выпрямился, поднял по-профессорски на уровень моих глаз палец, выждал немного, накачивая мое внимание, и продолжил. — Рас-хва-лить! Понял, новобранец? Вот я и разрисовал Катьку и Валеру в таких красках, что наш кадровик захлебнулся от радости и помчался докладывать подполковнику. Не люди у меня получились — святые иконы, на которые впору молиться. Анохин вызвал — отдавай мастера и нормировщицу. Я — на колени: не отбирайте, план рухнет, убытки подпрыгнут, сооружения развалятся. Даже всплакнул. Катьку сразу отобрали, после и о Валере вспомнили… Я сделал вид — головой поник, участок, мол, пострадает… Но ради укрепления наших доблестных Вооруженных Сил…

— И Анохин поверил?

— А разве можно мне не поверить?..

От избытка скромности Генка явно не умрет! Ну, да черт ним, с хитрецом, пусть вытанцовывает на здоровье.

Вопросы, вроде, все… Хотя, закину-ка я еще одну блесну — авось, поймаю еще пару «щук». Желательно пожирней и поувесистей.

— Куркова Сергея Сергеевича не знаешь?

— Куркова?.. Не упомню… Знаешь что, Баба-Катя, звякни мне через пару деньков. Кой у кого поспрашиваю. Имеются в Школьнинске такие ребятишки — все обо всех знают… Опиши поподробней своего Куркова, я запишу.

На свет Божий появилась толстая, амбарная книга в коленкоровом переплёте. Из другого ящика письменного стола — набор фломастеров, ручки и карандаши.

Я никогда не занимался составлением фотороботов, только слышал о принципе их создании. И проконсультироваться не с кем. Генка нетерпеливо ожидает, окидывая меня подозрительными взглядами.

— Ну, раздвоенный подбородок, — неуверенно начал я «рисовать портрет» инструктора. — Блондин. Косая чёлка. Глаза чуть прищурены. Всё.

— Не густо. С такими приметами добрая половина поселковых мужиков разгуливает. На всякий случай, поговорю с чиновниками поселковой администрации, поспрашиваю в отделении милиции.

Разговор прервал приезд капитана Арамяна. Как всегда, весёлого, словоохотливого, эмоционального человека.

— Почему грустные, а? Зачем — трезвые? Такой день, вах, такое событие!

— Правильно говоришь, друг! — закричал Сиюминуткин, жестом преуспевающего фокусника извлекая из-под стола бутылку коньяка. — Стоит, треклятая зазнобушка, только глаза начальству мозолит. Сейчас выпьем за здравие. Потом я помчусь в чайнуху, разведаю боеготовность, а вы с Вахом поговорите тет-а-тет… Добро?

Выпили. Подмигнув на прощание мне за спиной Ваха, Генка убежал. Арамян походил по вагончику, громко топая сапогами. Будто простукивал пол кабинета, проверяя его на прочность. Поправил на стенах портреты и картины, полюбовался на них… Удивительный человек ни минуты покоя, всегда и везде находит себе работу.

— Почему молчишь, Дима, а? Зачем раздумываешь? Давай свои вопросы — на все отвечу, ни одного не пропущу. Ведь друг ты мне… Вах, какой друг!

Короче, ничего нового о Сичкове я так и не выведал. Кажется, он ни к агентам разведки, ни к сыщикам не имеет ни малейшего отношения.

Для чистоты проводимого мною эксперимента его можно со спокойной совестью вычеркнуть из списка подозреваемых. Единственная закорючка — не понятная дружба с Курковым и пьянка, после которой не пахнет алкоголем. Я обязан крепко подумать и найти этому факту правдоподобное объяснение… И все же…

Поколебался я, подумал и… не вычеркнул мастера. На всякий случай. Пусть числится если не в графе подозреваемых лиц, то хотя бы в числе непонятных. Так будет спокойней и мне, и… Малееву.

Что же касается Куркова, то Вах набросал мне столько разноцветных шаров — впору запутаться

Оказывается, в поселке Славянка жила-поживала женщина с дочкой. Вдовой, вроде, не значилась, но и мужа ее никто не видел. Сам по себе такой факт ни о чем не говорит — мало ли женщин скрашивает свое одиночество незаконнорожденным ребенком?

Вах даже фамилию женщины запомнил — Егорьева, Матрена Федоровна Егорьева. И дочка — Ольга. Все сходится.

Запомнил все это Арамян не случайно — один из прорабов — сейчас невозможно сказать, кто это был конкретно — пристроил свою соседку, Матрену Федоровну, уборщицей в контору участка. Лишних людей Вах принимал неохотно — в штате уборщица не значилась, придется платить по липовым нарядам, а в смысле липы начальник участка проявлял максимум осторожности.

Опытный прораб нажал на сентиментальную струну характера своего начальника. Тот сдался.

Работала Матрена Федоровна старательно — не только полы мыла, но пылинки со столов сдувала, двери-окна ежедневно терла с ожесточением. Взрослая дочь помогала матери…

Все шло, как надо, стороны были довольны друг другом.

И вдруг в прошлом году объявился муж Матрёны Фёдоровны… Курков, точно — Курков!

Вах буквально захлебнулся от восторга.