Сексуальные преступления как объект криминологии

Дигесты Юстиниана определяют брак как общность всей жизни, единение божественного и человеческого права (Книга 23, титул II, § 1), конкубинат приравнивается к институту брака (Книга 23, титул II, § 24), чем намечается переход к каноническому праву и нарастающее влияние христианского мировоззрения.[226] Перед самым принятием христианства как официальной религии в Древнем Риме происходит изменение сексуальной морали. Сексуальность еще не является грехом, она по-прежнему относится к категории удовольствия, но удовольствия, таившего в себе опасность, сравнимого с удовольствием, получаемым от приема алкоголя. Такая постановка проблемы связана не с религиозными влияниями, а, в первую очередь, с успехами медицины того времени, а именно с легендами о сохранении здоровья посредством различных ограничений, в том числе и сексуальных. Так, Марк Аврелий советует: «Молодым людям вплоть до женитьбы следует сторониться любовных развлечений, не спешить с первым в жизни мужским актом, не прикасаться ни к рабыне, ни к служанке, избегать онанизма, и не только потому, что он действительно истощает силы, но потому, что приводит к преждевременной половой зрелости, которая рискует обернутся “плодом” с червоточиной».

[227] Таким образом, налицо медикализация морали и морализация медицины, синхроничная таковой в Европе Нового времени вне зависимости от уровня медицинских, в частности сексологических, знаний. Следовательно, почва для последующего христианского аскетизма и понятия сексуального греха уже полностью была подготовленной. И. Диби (2004), описывая сексуальное поведение в поздний период Рима, пишет: «Человека причисляли к законченным распутникам, если он нарушал три запрета: занимался любовью до наступления ночи, при свете дня; занимался любовью с партнершей, раздетой донага, – только “падшие женщины” проделывали это без лифчиков; позволял себе использовать для ласки правую руку – прикосновения исключительно могли совершаться только левой рукой».[228]

Конспективно изложив несколько основных моментов, описывающих сексуальное поведение в античном мире, и учитывая то значение, которое оно играет в становлении цивилизации западного типа, необходимо кратко остановиться на его системной оценке. Базовыми онтологическими категориями описания реальности в традиционном обществе являются бинарная оппозиция сакрального/профанного и ритуальное поведение, взаимосвязывающее их, имеющее императивный характер на основе законов как актов «божественного откровения».[229] Такая онтологическая реальность соответствует клановому, родоплеменному или групповому индивиду. Античная цивилизация в силу сочетания множества различных факторов, среди которых основными будут экономическое развитие частной собственности, политеизм, рациональный тип мышления и другие, формирует онтологию нового типа, описываемую соотношением публичного/частного, общественного/индивидуального, и соответствующие новое человеческое измерение, индивидуальную личность и свободного гражданина. Новая онтология оперирует не императивом, она рефлексирует нормы на основе принципа рациональности и консенсуса, договора. Первоначально мифологические представления (Гомер и Гесиод) постепенно уступают место формирующемуся философскому представлению (Пифагор, Гераклит, Демокрит), рационалистическим интерпретациям (софисты), логико-понятийному анализу (Сократ, Платон)».

[230] Римское право в большинстве своем носит договорной характер (contractus), современные нормы уголовного права выступают в нем элементами договорного права.[231]

Д. В. Дождев отмечает, что юридическая наука в античности формируется «как упорядоченная система знаний о правилах согласования интересов и путях достижения справедливости в общественных отношениях».[232] Сексуальное поведение, институты семьи и брака относятся к области регуляции частного права. Если в большинстве традиционных обществ институт брака и семьи связан с передачей власти над женой, а сексуальное поведение связано с властью и насилием, то в античном мире сексуальное поведение и власть разделяются законодательно. Власть носит патрилинейный характер при виролокальном браке, и она остается как patria potestas.[233] Таким образом, власть остается сконцентрированной в нескольких родах и принадлежит патрициям, и возможности проявления насилие придается институциональный характер только при наличии легитимной власти. За обладание властью патрициям приходится «платить», вместо получения выкупа теперь возникает необходимость в приданом.