Секта-2

– Хватит. Мне надоело работать твоим шофером, Рома. И что ты каждый раз, куда бы мы ни пошли, так и норовишь накидаться?

– Душа болит, – тихо сказал он. – Оттого, что где-то, когда-то, очень давно свернул не туда, пошел не своей дорогой. Мне ведь тридцатник уже, а что у меня есть? Ни семьи, ни работы, ни дела любимого. Знаешь, я же не просто так вспомнил тот случай в ДК. Мне кажется, вот тогда все и произошло, тогда я и свернул куда-то не на ту дорогу. Я все отдам, только бы опять стоять на перекрестке и иметь возможность выбора. Вот тогда я не ошибусь и поверну, куда будет нужно.

– Кому нужно?

– Мне, разумеется! – Рома, что называется, завелся. Он ерзал на стуле, вновь принялся теребить скатерть и свернул одну из салфеток в небольшой плотный шарик. – Знаешь, иногда наступает день, когда понимаешь, что, кроме себя, ты никому не нужен, а вокруг только пустота, никем не заполненная. Не помню, где я видел этот лозунг: «Болит? Помоги себе сам», – но ведь в нем правдиво каждое слово! Сам о себе не позаботишься, никто о тебе не позаботится.

Настя несогласно покачала головой. Человек лишь тогда счастлив по-настоящему, когда рядом есть кто-то, кому он небезразличен. Удел одиночки – постоянный поиск ближнего, иначе и быть не может. Ведь нашел же он ее? Теперь хотя бы выговориться можно, она совсем не против его слушать. А насчет перекрестка…

– Я думаю, когда ты ищешь, то в любом случае поиски проходят в темноте, иначе все было бы чересчур просто: пришел, увидел, победил. Чтобы искать в темноте, нужен хотя бы фонарик. Вопрос, есть ли он у тебя. Или фонарик тоже нужно сперва найти? – Она отхлебнула остывший кофе и поморщилась. – Мне кажется, что фонарика у тебя нету, то есть ты не знаешь, с чего начать. Верно я говорю? – Он кивнул. – Знаешь, я почти в такой же, что и ты, ситуации. Тоже хочу найти фонарик, но не думаю, что мне поможет его найти водка или воровство носков. По-моему, это только в состоянии увести от цели еще дальше, сделать ее еще недоступнее.

Рома уставился на нее в каком-то священном ужасе:

– Только не говори мне, что надо идти в церковь и ставить свечки всем подряд. Это не мое. Я не хочу. Нет-нет.

– Да нет, я не церковь имею в виду. Там место общественное, сконцентрироваться невозможно, а потом, нельзя ведь только просить, ожидая, что твой голос могут услышать, а могут и не услышать. Я думаю, что говорить с Богом тоже нужно уметь. Быть может, есть какой-то свой, особенный язык? Можно попытаться им овладеть, ведь где-то этому учат.

В его глазах мелькнула какая-то злая мысль. Рома встал, заметно пошатываясь, как и подобает подвыпившему слегка человеку.

– Знаешь, я, кажется, понял, куда ты клонишь. Ты наверняка какая-нибудь сектантка и меня хочешь затащить туда же. Ну конечно! Ты сектантка, поэтому ты мне и не даешь, ломаешься тут, как целка – это после двух мужей-то! Знаешь, что я тебе скажу?!

– Не надо ничего говорить. – Настя смотрела на него спокойно и даже благожелательно. – Лучше тебе просто сейчас уйти. Я не сектантка, я самая обычная женщина, и ты меня, конечно, обидел, но не сильно. Поэтому уходи. Будет желание позвонить, звони, а за ужин я заплачу, не переживай.

И Рома ушел, сделав это далеко не с видом победителя. Настя смотрела ему в спину и видела, как он, пару раз замедлив темп ходьбы, борется с желанием вернуться. Он словно плыл против течения, точно что-то ему мешало, тянуло обратно, но, похоже, характер все равно одержал верх. Сквозь витрину кафе Настя видела, как он остановил лихача и вместе с ним растворился в душной июльской ночи.

Живой труп

Москва – Затиха

Лето 2008 года

I

Ей было жаль, но одновременно она понимала, что так надо. Ссора в самом начале отношений – это либо окончательный разрыв, либо отношения, выжив после нее, становятся особенными, проверенными, когда двое понимают, что их по-настоящему тянет друг к другу. Есть, разумеется, индивиды с больным мозгом, которые симулируют примирение, играют в любовь, а затем, когда понимают, что противоположная сторона – прежний инициатор ссоры, что называется, по уши втрескалась, окутанные едким дымом своей гордыни, швыряют ей в лицо: «А вот теперь я тебя бросаю. Потому что привык (или привыкла), что последнее слово всегда остается за мной». Есть, есть такие на удивление ущербные создания с инвалидностью души родом из детства. По счастью, ни Настя, ни Рома при всей своей неоднозначности к данной породе не относились. Она была уверена, что он позвонит, ничуть не переживала по этому поводу и спокойно убрала эту свою уверенность куда-то в дальний чуланчик сознания.

Спустя несколько дней перезвонил Мушерацкий, был корректен, накрахмаленно-вежлив. Поинтересовался, последовала ли она его совету.

– Да, разумеется. Большое вам спасибо, – искренне поблагодарила его Настя.

– Я рад, что смог вам хоть чем-то помочь. Старичок произвел на вас впечатление?

– О да. – Настя прикрыла глаза, вспоминая библейский образ Горшкова. – Правда, после беседы с ним осталось еще больше вопросов…