Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра

— Мари, прости за вопрос, у вас с Томом отношения? — Симона смотрела на нее спокойно, в голосе не было ни трагедии, ни угрозы, ни даже удивления.

Она смутилась и опустила голову.

— Том любит тебя. Я бы не хотела узнать, что ты через интрижку с ним решила отомстить Биллу.

Она тут же выставила колючки, заявив с ядовитой усмешкой:

— Билл сам себе отомстил, когда женился на секретарше. А Том… —замялась, сильно покраснев. — Он предложил мне… Честно говоря, боюсь представить, что вы теперь будете думать обо мне. Между нами еще ничего не было… Он попросил… Всё еще можно остановить… Только скажите, я немедленно все прекращу.

— Мари, ты взрослая женщина и сама знаешь, что делать. Но у меня два сына. И за каждого я убью.

— Я поняла, — кивнула она, низко опустив голову. — Я скажу ему… Вы правы, отношения с Томом аморальны. Я и сама это понимаю… Я уеду, Симона. Не хочу портить жизнь вашим сыновьям.

— Я не говорила ни про аморальность ваших с Томом отношений, ни про то, чтобы ты их прекращала, ни тем более про то, что тебе надо уехать, потому что ты якобы кому-то портишь жизнь. Я просто напомнила тебе, что не надо играть с Томом, чтобы отомстить Биллу.

— У меня от него дети. Как я буду мстить отцу своих детей, если мне так помогает его семья?

Теперь говорить с ней о Томе и про Тома стало гораздо легче. Она рассказывала свекрови о том, как часто он звонит, как у него дела, рассказывала о своих мыслях, вспоминала, как они вместе гуляли и как он играл с детьми. Она много смеялась и улыбалась. Ей хотелось петь и танцевать, кричать всем о своем счастье. Она любит и любима. Она так счастлива.

Она смотрела на него спящего и улыбалась. Сегодня была волшебная ночь, и хоть она почему-то безумно стеснялась и была совершенно пассивной, он показал ей небо в алмазах, и ангелы пели той ночью, и она тонула в наслаждениях, а мир казался таким нежным и ласковым. И хотелось плакать и смеяться, хотелось прижиматься к нему, целовать его руки, как он целовал ее, хотелось быть его, принадлежать только ему, хотелось подарить ему всю себя, родить ему много-много маленьких принцесс и умереть на минуту раньше него, чтобы никогда не познать горя расставания.

— Маша! Машенька! Маша! Что с тобой? Маша! Что случилось? — няня трясла ее изо всех сил, вырывая из лап сна.

Она с трудом разлепила глаза.

— Что случилось? Господи, я думала, что ты отравилась! Что произошло? Маша! Что с твоей головой? Что с квартирой? Маша! Что случилось?

Она обвела мрачным взглядом разгром в комнате, встала и, как пьяная, пошла прочь.