Автобус был старенький. Нет, сказать - старенький - это ничего не сказать. Это был тот самый автобус, который в 60-х годах ходил у нас в пригородах. Он был разбит, заморожен, на окнах были ледяные корки. После жара поезда, это был настоящий ад. Только тогда я поняла поговорку - жар костей не ломит.
Я-то, балда, ехала в столицу моды, а тут такой автобус. Легенькое пальто и легонький свитер - мало защищали меня от словацкой зимы. Для туалета автобус останавливался в поле, и огромные сугробы встречали наши излияния ледяной метелью. К тому же у меня начались месячные.
Первая остановка была Прага. Провались все пропадом. Зачем мне нужна была эта Прага. Зима, она и в Африке зима. Хотя здесь, в чешской столице, снега не было - но дул холодный ветер. Рано утром нас выкинули из автобуса и велели гулять по городу и смотреть осматривать достопримечательности.
Наверно это был бы очень здорово. Если бы у меня были деньги, был интерес, был бы силы. Возможно, при других обстоятельствах, я взяла бы номер в гостинице, пошла бы вымылась, плотно бы поела в ресторане, и с большим любопытством прошлась бы по этому славному городу. Но тогда у меня не было сил. Просто абсолютно. И денег. Голодная, без чая, замершая, с месячными, истекающая кровью, я, наконец, вошла в автобус вечером и с удовольствием плюхнулась на холодное сидение, и нас повезли ночевать в какое-то общежитие, находившееся где-то на границе с Германией.
Зато, какое было блаженство вытянуться на постели, принять душ, вскипятить себе чая в стаканчике и выпить две, три, четыре кружки заваренного только что чая.
Рано утром я даже вышла посмотреть город. Проснулся интерес. Но зря. Через несколько часов езды - нам предстоял еще один день проходить по Нюрнбергу, тоже холодному, тоже ветреному, тоже без крепкого чая и еды.
Что мне нравится в Чехии, что они очень хорошо кормят. Их завтраки и ужины не идут ни в какое сравнение с европейскими. Завтрак с тремя горячими сардельками вернул мне веру в ледниковый период и в то, что я, возможно, увижу Париж. И останусь живой.
Ночь в автобусе закончилась ранним утром в Париже и новой неожиданностью. Оказывается, в гостиницу нас размесят только на ночь, и находится она в пригороде, и ехать туда еще час, или два и сейчас, господа, вот она - цель вашего турне.
В 6 часов утра нас высадили у Лувра и прощевайте. До 8 часов вечера, когда на этом же месте, нас должен был ждать наш автобус...
Впрочем, у меня были свои проблемы. Мне предстояло найти Друо, и найти вокзал, и найти камеры хранения, и положить туда огромный баул с картинами, и потом подсунуть под дверь конверт с заранее написанным уже именем Пьера.
Утро в Париже. Наверное, город выглядит восхитительным. Не знаю, тогда мне это не удалось рассмотреть. Выгрузив свою неподъемную сумку с пятью маленькими картинами, одетыми в огромные роскошные рамы золоченые и тяжелые, я стала искать метро. Карту я заранее купила в Москве.
И вот, стою я на мостовой со своим баулом, ищу, куда мне податься для проникновения в метро, которое, я была уверена, уже наверняка работало, - как ко мне подходит великанша - мать семейства - и говорит такую речь-
- Вы знаете, мы с дочкой договорились - она ждет нас в гостинице. Она там со вчерашнего вечера - должна была ждать. Нам же сказали, что привезут сразу туда. Так вот. Такое дело. У нас нет ни копейки. Одолжите нам на такси.
Вот сейчас я пишу это все, и становится дико смешно. Сразу вспоминается фильм - окно в Париж, - где наши толкнулись к компартии Франции и попросили оплатить наше такси.
Так вот, текст, приблизительно, был такой же.
У меня был запас. 100 долларов. Во франках. Две бумажки. Франки. Я вытащила их чуть ли не из лифчика и отдала этой матроне.
Почему я это сделала, до сих пор не могу сказать. Это могли быть черти кто, они могли исчезнуть тут, в Париже, я могла их больше не увидеть. Но, с другой стороны, это сейчас есть мобильники. А тогда позвонить в названную гостиницу из незнакомого автомата, не зная языка, не зная... Короче, все, что они могли сделать - это доехать до гостиницы и найти свою дочь-жену-мать, чтобы она оплатила их такси...
В общем, я отдала им все, что у меня было, и осталась практически безо всего, лишь на метро.
Метро встретило меня какими-то непонятными вертушками. Тогда в 92 году у нас, в Москве, все пользовались пяточками. В смысле не пятками на ногах, а монетками в пять копеек. Опускали и проходили. А тут была система билетов.
Я купила билет. 7 франков.
И вот, стою я со своим баулом перед этой вертушкой и думаю, и что мне теперь с этим билетом делать-то?
Время 6 часов утра, вокруг никого. Станция Лувр. Откуда тут народ в такое время? Музей закрыт, а топиться в Сене и в другом месте сподручно... И тут появляется парень. Подросток. Мне было уже все равно у кого спрашивать. И как. Мне нужно было войти.
- Хау Кен айя юз ит? - прокричала я ему в отчаянии, размахивая куском картона с непониманием и ужасом.