Сельва не любит чужих

Нет, не наградам Канги Вайаки завидовал Ситту Тиинка, ибо и сам не был обойден орденами. И не числу наложниц, поскольку сам имел гарем ничуть не меньший. Причина лютой неприязни крылась в ином. С тех самых пор, как выбрали его из многих Могучие и назвали высокорожденным, верховный прокурор ни о чем не мечтал так страстно, как о треххвостом знамени командующего войсками, продвигающими к высокогорным плато священные рубежи Нгандвани. Впереди отважных сипаев видел себя Ситту Тиинка, на белом ооле, и в сладких снах опрометью бежали от него трусливые мохнорылые и дикие дгаа, посмевшие чинить препятствия строительству тропы Железного Буйвола…

А вместо этого, желанного, ради чего только и стоит жить, по воле Могучих приходилось Засухе-на-Сердце чинить дознания, и суд, и расправу над глупцами, чересчур долгими на язык. И хотя службу свою он исполнял с должным рвением, но душа была отягощена.

Что с того? С Могучими не поспоришь…

Вот почему всю затаенную ярость и всю скрытую боль переложил Ситту Тиинка на того, кто заступил ему путь к осуществлению мечты. На Канги Вайаку, красующегося под вожделенным треххвостым знаменем в далеком по-граничье, где так легко совершить подвиги и заработать бессмертную славу.

И говорил он, бледный от праведного гнева, так: чего же достоин человек, совершивший подобное, ни с чем не сравнимое святотатство? Кары достоин он, и та власть, что на Тверди, вынесла приговор, а та власть, что в Выси, пусть судит виновного своим судом!

В такт резким выкрикам Правой Руки Подпирающего Высь на помосте для почетных зрителей одобрительно кивал Александр Эдуардович Штейман.

Он был полностью согласен с оратором!

Туземный выблядок, посягнувший на жизнь землян, вне всякого сомнения, заслуживает смерти. И не просто смерти, а мучительной, специально придуманной, с изысками и сложным, хорошо проработанным ритуалом. А не расстрела или виселицы, на чем настаивал в ходе суда глава Администрации. Но! Вопрос о мере наказания был крайне деликатен, и вот именно этого никак не мог взять в толк дундук-подполковник.

Увы, прилюдная мучительная казнь была невозможна. Как и виселица, как даже и невинный расстрел. Потому что слишком много труда положили психологи Компании на то, чтобы вбить в головы аборигенам простенькую мысль: никто не властен казнить высокорожденных. Один только Тха-Онгуа определяет их судьбы, и ниточки их жизней в перстах его.

Таков краеугольный камень субординации королевства Нгандвани, и нельзя поручиться за лояльность рядовых строителей, если увидят они, как легко пролить кровь вельможи…

Значит, есть лишь один выход. Прилюдно унизить пре-ступника, что вполне во власти короля, а затем бросить в земляную тюрьму…

— И да пребудет он там, в обители Ваарг-Таанги, до тех пор, пока не истечет сезон вторых дождей, — завершая речь, Ситту Тиинка уже слегка охрип. — Если помилует его Безликая по просьбе Тха-Онгуа, то пусть вернется нечестивец в мир живых очищенным и оправданным! Генеральный представитель слегка хлопнул в ладони. Он лично придумал этот приговор и сам написал его, до последней строчки. Но все равно восхитился, услышав, так, словно документ был порождением чьего-то иного, до крайности изощренного ума. Это было не просто умное решение, нет, оно было еще и ослепительно красиво: отдать аборигена на суд его же божков! Baapr-Таанга Baapг —Таангой, но пусть-ка попробует ублюдок выжить в сырой яме, когда вместе со вторыми дождями в долину заявятся Желтые Сестры! А если все пять лихорадок минуют его, то поглядим, окажутся ли столь же милосердными паучки, чей белесый яд в дни больших ливней становится не просто мучительно-жгучим, но беспощадно смертельным… Доселе никто еще не выживал в земляной тюрьме! Страшными станут последние часы жизни мерзавца-князька, и только после почетных, положенных высокорожденным похорон можно будет сказать, что преступник искупил свою вину.

Разве плохо придумано? Отлично! Больше того, ве-ли-ко-леп-но! И надо быть таким тупоголовым бараном, каков есть господин Харитонидис, чтобы, вопреки очевидному, упорно настаивать на расстреле!

Канги Вайака, видите ли, отличный воин, а подполковнику действительной службы, извольте понять, претит лицемерие. Он тычет в глаза офицерской честью! Между прочим, господин Штейман тоже офицер. И пусть даже его выгнали из криминалки за вымогательство, но это случилось давно, и все было результатом интриг, и вообще, ничего такого не было, а если и было, то кому какое дело? Он — офицер, и не надо лишний раз лечить его россказнями о каких-то там высших ценностях!