Съём без правил (СИ)

Какое-то время мы с Мариной молча смотрим друг на друга, и я отворачиваюсь первым, не выдержав холодного металла в ее глазах. Зарываюсь руками в волосы. Почему это вообще происходит? Почему мы все это обсуждаем? Какого хрена, я оправдываюсь перед этой девчонкой? Мне нужна Потапенко и ее отец.

Марина едва уловимо усмехается.

— Спокойной ночи, Константин.

Марина идет по дороге. Я смотрю ей вслед и чувствую какую-то странную недосказанность. Ничего особенного не произошло. Обычный вечер. Радоваться надо. Ведь у меня на флэшке в камере билет в новую, богатую жизнь. Людочка станет свободна, а я смогу ее утешить. Разве не об этом я мечтал? Разве не этого добивался?

Вот только почему-то совсем не радостно. Появилось странное чувство вины. Уже довольно поздно, и я иду за Мариной. Нет, я не гребаный сталкер, просто хочу убедиться, что она доберется до дома без эксцессов. Стаю вдалеке, березу подпираю, наблюдая за тем, как она подходит к своему панельнику. Еще два подъезда, и она будет в безопасности.

И когда я решаю покинуть ее двор, дорогу Марине преграждает дорогой спорткар. Из него выходят два студента, одного из них я уже видел, он пытался усадить в эту самую тачку Людочку. Они обступают Марину с двух сторон. На улице уже темно, во дворе никого нет. И я бы ушел, но вдруг вспомнил, что у меня ее книги и тетрадки. А еще, есть в их движениях что-то агрессивное, что-то, что мне совсем не нравится. Они далеки от тех галантных прилипал, что таскались за Людочкой. Один, что повыше ростом, подходит к Марине и бесцеремонно толкает в грудь, пинает грубо, как куклу. Второй делает тоже самое, но со спины.

От увиденного меня мгновенно накрывает волной злости. Ни секунды не думая, я выхожу из укрытия.

— Эй, молодые люди, вам спать не пора? «Спокойной ночи, малыши» давно отгремели по телевизору!

Они на меня не обращают внимания, продолжая наезжать на девушку.

— Мне курсовая завтра нужна, малая. Или я тебя на капоте прокачу, — тычет он Марине пальцем в грудь.

— Срок еще неделя. Мы договаривались на неделю, — выдыхает перепуганная Марина.

— Да мне насрать, — бьет он себя по штанам и громко гогочет.

Возвращается к машине, уже почти садится, собираясь уезжать, когда я хватаю дверцу авто, не давая ее закрыть.

— Тебе что надо, дядя?

— Ты как с девушкой разговариваешь, пальцем сделанный?

— Чего? — приподнимается он с сидения.

— Еще раз тронешь ее, и я тебе с особым цинизмом выпишу направление к стоматологу.

— Эта нищебродка что ли девушка? — дергает второй Марину за ее хвостик, да так сильно, что я почти вижу, как у нее сыплются искры из глаз.

Мой любимый, дорогой сердцу хвостик… И тут я, больше всего на свете любивший своё лицо, бросаюсь на двух пацанов, совершенно не думая, что они запросто могут это самое лицо мне изуродовать.

Одного я удерживаю на расстоянии, второй кидается на меня сзади, и бьет кулаком в спину. Больно... Я пытаюсь развернуться, но тут же получаю под дых от другого. Стоит отметить, что несколько моих ударов достигают цели. Но мне с размаху дают в глаз и, пошатываясь, я прыгаю на них по новой. Меня снова лупят по спине и животу, я стараюсь сопротивляться, и даже наношу серию пинков по яйцам. Но, честно говоря, силы неравны. Потому что двое на одного. И я, как это не прискорбно заметить, не Джеки Чан. И все это круто только в кино. Где-то вдалеке визжит Марина, бесконечно называя меня по имени. И когда я, вцепившись зубами в плечо одного из них, начинаю думать, что идея спасти девушку была очень благородной, но глупой, из подъезда, вооружившись скалкой, мне на подмогу несется какой-то мужик.

Глава 25

Марина

У меня дома Костя смотрится, как инородный элемент. Я никогда не приводила сюда парней и теперь немного стесняюсь его. Неудобно за ободранные обои, за мамин дешевый халат, за старый чайник с клубничками. Знаю, Костя стремится к богатой жизни, гоняется за Потапенко ради должности и, наверное, его коробит все это вокруг. Он сидит на нашей старой кухне, прижимая к распухшей щеке крупный кусок мяса из морозильника, весь такой стильный и современный. Папа все еще сжимает в руках скалку и ругает правительство. Мама, как обычно, тихонько плачет. А я до сих пор не могу прийти в себя. Я так сильно испугалась за него, за себя, за своего отца, что руки трясутся. Не могу успокоиться. Впрочем, как и Костя, он всегда такой циничный и хладнокровный, а сейчас молча смотрит перед собой в стену и не шевелится.

— Ты в порядке? — заботливо шепчу, прикасаясь к его разбитой брови. — Надо чем-то помазать.

Эта женская нежность, никому ненужные эмоции, слабость... Все это совсем не интересно избалованному вниманием пикаперу. Но меня будто кидает из угла в угол. Иногда я хочу удушить его и никогда больше в жизни не видеть, а потом он осуждает грязную вечеринку в школьном бассейне, помогает приюту животных или дерется за честь простой официантки, и я мечтаю сжать его в объятьях, как большого плюшевого медведя.

— И часто они так с тобой обращаются? — серьезно смотрит он на меня исподлобья.

— Нет. Это в первый раз, — опускаю глаза.