Съём без правил (СИ)

— Ага, — соглашаюсь, поторапливая, — давай сюда ключи, я кофе попью, пока ты самобичеванием занимаешься. Ну хватит уже, ну хотел на работу хорошую, надавил слегка, я тебя простил, живи дальше с миром.

Он поджимает губы и, чуть не плача, выдает:

— Озерский, я отправил твои фото за тебя. Потом я вспомнил, что Марс этот твоей Марине угрожал, и метнулся к универу, а там ливень такой начался. Я нашел ее. Смотреть на нее страшно было, она орала, что ненавидит. Тебя, конечно, а не меня, но все равно, как-то стремно. В машину сесть не захотела. Уехал без нее. И по дороге обратно мне стало так стыдно. Я обычно на бабские слезы спокойно, а тут она такая бледная, мокрая вся, как будто на грани. И все потому что богачка фотки обнаружила, на «своего» наорала, их я тоже видел. Ты уж меня извини, но я пытался Марину до дому довести, чтобы ей этот Марс ничего не сделал, но она вообще неадекватная. Я видел, она в сторону от универа противоположную пошла, за ней никто не шел и не ехал. Вроде нормально добралась до дому. Гордая она у тебя. Мне теперь стыдно, — повторяется, — блин, можно сказать впервые в жизни.

Он продолжает тараторить о том, что Марина шла, не разбирая дороги, что чуть не попала под машину, что так промокла, что даже цвет волос не разобрать, а одежду хоть выжимай.

А я, судя по всему, лишился слуха и почти лишился зрения, потому что не хрена не слышу и плохо вижу, все слегка плывет и размазывается. Рукой нащупываю стул и падаю на него. В голове шумит, и только одна мысль долбит по темечку: «Марина решила, что я переспал с ней и продолжил свой путь в покорении Людочки, что я поимел и бросил ее, двинувшись дальше».

Я потерял Марину навсегда. Такая не простит, такую не уговорить. А еще Марс может отмстить ей. Смотрю на друга и злость вспыхивает, как горелка, поднесенная к кислороду. Быстро встаю на ноги и хватаю Алекса за грудки:

— Ты что, скотина, сделал?

Глава 41

То, что произошло, действует на меня, как шоковая терапия. Меня вдруг осеняет: Марина — это не просто так. До меня доходит, что я не могу ее потерять. И безнаказанно оставить то, что случилось, тоже не могу. Я стараюсь вдохнуть полной грудью — не получается, меня рвет на куски. Сейчас я испытываю острое желание убивать. Перед глазами стоят ее искажённое болью лицо и слезы, текущие по щекам. Меня обуревает ни с чем несравнимая злость.

Как можно было ударить женщину? Кем надо быть? Какого хрена кто-то посмел ударить мою Марину? В гудящей от шока голове это просто не укладывается. В последний раз я чувствовал такую фигню, когда в поликлинике напортачили со снимком бабули и пропустили двустороннюю пневмонию. Понять не могу, в какой из моментов Марина стала для меня настолько родной, что я места себе не нахожу, ношусь по коридору, как ошпаренный.

Тогда, в истории с моей бабушкой, я чуть не лишился самого близкого человека. А теперь, я готов размазать по стенке за свою официанточку. Удавить гада, уничтожить, отомстить за мою девочку. Осталось только узнать, кого именно надо бить. Моя красивая, нежная, умная… Как вспомню, какой раздавленной и несчастной увидел ее на руках отца, так зубы скрипят от ненависти. И плевать, как она сейчас ко мне относится. Главное ударить в ответ. Впечатываю в стену кулак, но боли не чувствую. Плевать мне на нее, Маринке сейчас больнее.

— Эй, не портите государственное имущество! — орет медсестра, перегибаясь через стойку поста, внимательно наблюдая за мной.

— А если бы этот гребаный подонок ее ударил сильней?! — говорю неуместно громко. — Если бы убил? Вы бы тоже на меня за стенку орали?

— Молодой человек, а что же Вы свою красавицу не уберегли? Где ж Вы были, когда ей нанесли, — она приподымает журнал и звучно читает, — закрытый перелом носа без повреждения мягких тканей, а еще сотрясение мозга?

Права, полностью права, старая перечница. Не должен был допустить ситуации, при которой Алекс решился отослать фотографии самостоятельно, знал же, чем это кончится. Не имел права ему рассказывать. А если ко всему прочему это дело рук Марса, то это случилось по моей вине. Я себе никогда в жизни ее лица разбитого не прощу. Под ребрами тянет тупой болью. Хреново так, что не кулаком, башкой об стенку биться хочется.

Меряя коридор шагами, не могу заставить себя сесть и ждать спокойно. В том же больничном коридоре, обнявшись, сидят Маринины родители. Они молодцы, держаться. А меня будто волной накрыло.

Как только Алекс сказал мне о том, что отправил фотографии, я испугался за Марину. Задницей почувствовал, что случится что-то страшное. Какого черта я вообще втянул ее во все это? Она хорошая, добрая, нежная. Она настоящая, искренняя. Она не заслуживает такого дерьма.

Узнал о фото и стал звонить ей, но она не подходила к телефону. Алекс описал то, как она шла под дождем и как обзывала меня, находясь в истерике. И я не выдержал. Толкнул его, пнул, как собаку и тот упал задницей на ковер в моем кабинете. К счастью, отвечать не додумался, а то получил бы в морду кулаком. И я поехал к ней домой. И не успел…