Съём без правил (СИ)

Узнала мой голос. Неприятно, что прогоняет. Скучаю по ней, даже сейчас вижу ее и уже скучаю. Потому что опасаюсь, что не хрена у нас с ней больше не будет. Мне как будто руку отрубили. Я молча присаживаюсь на кровать. Матрас пружинит подо мной. Я кладу ладонь на торчащую из-под одеяла девичью ступню в белом носке. Марина дёргается, поджимая ноги.

 — Знаешь ведь, что я не уйду.

— Ничего я про тебя не знаю и знать не хочу, — огрызается Марина.

Паршиво. Если бы можно было, как раньше — беззаботная жизнь из койки в койку. Только вот как раньше, уже не получится. И нажать на кнопку, чтобы разлюбить ее — тоже.

Язык не поворачивается начать перед ней оправдываться. Просто глажу ее ногу. Орать, как нашкодивший мальчишка, что эти фотографии отправил Потапенко не я, а Алекс? Не по-мужски это: тупо и по-детски. План захвата богачки был моим, и фотографии тоже сделал я. Все равно виноват. Не последний кусок доедал, чтобы в контору «Земли» любой ценой пробиваться. Захотелось красивой жизни? Получи и распишись. Должен был удалить их и не допустить ситуации, при которой Алекс додумался сделать это за меня.

Марина ко мне не поворачивается. Отсюда мне видны бинты и пластырь, и синяк на пол ее лица. Она будто чувствует, натягивая одеяло выше. Внутренности пробирает холодом от несправедливости. Врач сказал, что все прошло успешно, и после заживления следа от травмы почти не останется. Но я боюсь другого. Что, пережив весь этот кошмар, Марина никогда не подпустит меня к себе так близко, как было до этого.

— Ты мне очень дорога, Марин. Я с тобой изменился.

— Люди не меняются.

— Лупите своих баб, а потом прощения просите, — ржёт пациентка с соседней койки, встревая в нашу с Мариной беседу.

Ее резкий голос заставляет поежится, будто только что я увидел нечто ужасно отвратительное. Смотрю на даму бальзаковского возраста и думаю о своем. Доказывать что-то кому-то я не намерен. Я Марину только ласкал, ударил ее недоразвитый дебил из универа. И все равно противно, что моя девочка оказалась в такой ситуации, когда про нас могут такое подумать. Я найду способ отомстить. Делами докажу свои чувства, а не словами. Слова больше Марине не нужны. Главное, чтобы все получилось.

Встаю и ещё раз сжимаю ее ногу, прощаясь.

— Я вернусь, Марин. Понадобится время, прежде, чем ты начнешь мне снова доверять.

— Ты хоть знаешь, как ты мне больно сделал? — снова бурчит, не высовывая даже носа из-под одеяла.

— Мне тоже больно, Марин!

— Замолчи!

Молодая моя, горячая девочка, импульсивная и резкая, считает, что я ее предал. В какой-то степени так оно и есть. Раздумывал, решался, с другом все это обсуждал, вместо того, чтобы сразу же выкинуть на хрен в урну план с Потапенко.

— Молчать, а потом жалеть об этом всю жизнь? — говорю ей, не могу просто так уйти.

— Меня чужой мужик приезжал успокаивать. Ты хоть понимаешь, как это мерзко? — приглушённо шепчет она из-под одеяла.

— Просто поверь мне, Марин.

— Да он играет тобой, — кричит с соседней кровати телка с заклеенным носом. — Я таких «красавчиков» за версту чую. На него же один раз глянешь и сразу все понятно. У него, таких как ты, Маринка, миллион!

— НЕПРАВДА! — громко протестую.

Лучше бы молчал. Но подобных отношений, как с Мариной, у меня действительно никогда не было. Не раскрывался я не перед кем так сильно.

— Убирайся, — начинает она плакать, а мне бы ее обнять, прижать к себе, чтобы дышать не могла, и вся моим запахом пропиталась, но я понимаю, что это не поможет.

— Верить клева, Марин, — говорю ей на прощанье. — Верь в нас, Марин, оно ведь того стоило.

Глава 43

Костя

Мы с Алексом подъезжаем к ночному клубу «Элит». Я сижу за рулем. Алекс на пассажирском сидении.

— Жопу свою подымай и двигай к центральному входу, — выхожу из автомобиля, обращаюсь к приятелю и громко хлопаю дверцей. Алекс ворчит, покидая мою машину.

— Вторую неделю уже за ним по клубам таскаемся. А толку нет. Ты знаешь сколько сюда билеты стоят? Да нас сюда и не пустят. Это закрытый клуб.

— Прояви смекалку, ты же у нас парень смекалистый.

Алекс смотрит на меня искоса, но послушно идет.

— Он втюрился в телку, а страдаю я.

Разворачиваюсь, дергаю его за рукав, а потом хватаю за грудки.

— Ещё раз назовешь Марину «тёлкой» и начищу тебе физиономию.

Алекс понимает руки, демонстрируя покорность.

— Извините, Константин, уважаемый наш редактор, он воспылал чувствами к девушке, а страдаю я.

— Ты страдаешь, потому что слишком ушлый.

Намекаю я на отправленные им фотографии.

— Почему я должен всеми правдами и неправдами пробираться в клубы, тереться с этими малолетками, а он просто входит через задний ход и наблюдает?

— Потому что ты на наркомана и идиота больше похож, чем я, давай, дуй.

Качаю головой, провожая взглядом его яркую куртку и малиновую кепку. Он кривится.

— Жду пятнадцать минут, не получится, уволю нахрен из «Желтых слив» и такое рекомендательное письмо напишу, что ты не то что в «Землю», — закуриваю, сжимая губами сигарету, причмокивая, — тебя в журнал о диабете не возьмут.

— Совсем озверел, Озерский.

— Давай-давай, скинешь сообщение в вотсапп.