Семь дней

«Небольшой кабинет» оказался настоящим произведением искусства. Рабочий стол из цельного дуба, того же превосходного качества, что и бочонки, стулья – антикварные, с резными ножками в стиле «шар в лапе», обитые красной материей. На чистом цементном полу лежал большой персидский ковер. К стене была прислонена картина, на которой изображалась старинная бондарная мастерская. На противоположной стене висела большая картина маслом: пейзаж с виноградником где-то за границей.

Рох по телефону распорядился, чтобы им принесли кофе, и сел вместе с детективами на один из антикварных стульев. Он расслабленно вытянул вперед ноги.

– Я слышал по радио, что дело открыли вновь. Неприятно, когда отстреливают…

– Нам приходится снова опрашивать всех, – быстро ответил Гриссел, не давая Купидону снова завладеть разговором.

– Да, конечно…

– По вашим показаниям, вы с Ханнеке расстались за год до ее смерти.

– Не за целый год. За одиннадцать месяцев. В феврале прошлого года.

– Это она порвала отношения?

– Да.

– Почему?

Рох развел руками, словно говоря: «Кто знает?»

– Она… Вы ведь понимаете…

– Как вы с ней познакомились?

– В «Моджо», ресторане на Пирсе. Как-то воскресным вечером, в декабре 2007-го.

– У вас хорошая память, – заметил Купидон.

Рох улыбнулся – видимо, на него нахлынули воспоминания.

– Такой вечер не забудешь. Ханнеке была… За столом сидели пять или шесть женщин, но она выделялась. Во всех отношениях…

– И вы сами подошли к ней?

– Ну да. Не мог устоять. Мы… я с двоими друзьями подсели к ним. Ну… а остальное уже история.

– Почему она порвала с вами? – снова спросил Гриссел.

– Чувства остыли. Наверное, такова жизнь… Мы были вместе два года, она все больше работала. А последние два-три месяца мы с ней вообще почти не виделись. Время от времени в субботу вечером, в воскресенье утром. Собирались вместе поехать кататься на лыжах в декабре, но ей пришлось отменить поездку. А потом, в феврале прошлого года, она как-то вечером заехала сюда…

– Сюда, в мастерскую? – уточнил Купидон.

– Нет, ко мне домой. Я живу недалеко отсюда, на склоне горы. Она позвонила с работы часов в пять и спросила, можно ли ей приехать. Приехала поздно, в десятом часу. И сразу сказала, что нам необходимо дать друг другу свободу.

– Дать друг другу свободу?

– Да, так она выразилась. Сказала… что ей очень жаль, ей очень грустно, она сказала, что это несправедливо по отношению к нам обоим – сознавать, что мы больше не увидимся. С другой стороны, ей не хотелось, чтобы я чувствовал себя связанным. Я мог найти себе другую.

– А что ответили вы?

– Я сказал, что другая мне не нужна и я понимаю: у нее очень тяжелая работа. Я не возражал, так как понимал, что занятость – дело временное, она ведь не будет так работать всю жизнь.

– Значит, вы не хотели порывать с ней.

– Конечно нет! Я думал, что… Ханнеке станет моей женой.

– Но она фактически объявила, что между вами все кончено.

– Да.

– И вы разозлились.

– Не разозлился. Огорчился. Нет, не только… Погодите, неужели вы думаете, что… – Он подобрал вытянутые ноги и выпрямился.

– Я ничего не думаю. Я спрашиваю, – ответил Купидон.

Рох положил локти на колени, подался вперед и недоверчиво покачал головой:

– Вы и в самом деле считаете, будто я… Черт побери, вы меня оскорбляете! Во всем, – сдержанно продолжал он, но в его голосе слышалась скрытая боль.

– Что я, по-вашему, считаю, мистер Рох?

– Вы считаете, будто я мог… что-то сделать с Ханнеке. Через год после того, как мы расстались? Через год?! Да кем вы меня считаете?

– Никем я вас не считаю. Я вас не знаю.

– Вы читали мои показания? Когда Ханнеке умерла, меня даже в стране не было. Как вы работаете? – спросил Рох не с гневом, а скорее с удивлением.

Гриссел попробовал его успокоить:

– Мистер Рох, нам нужна ваша помощь. Приходится пересматривать все материалы дела. Мы должны убедиться…

Рох переводил взгляд с одного на другого.

– Все ясно. Хороший полицейский, плохой полицейский.

– Что вам ясно? – спросил Купидон.

– Мне ясно, куда вы клоните. Но, черт побери, вы меня оскорбляете!

– Чем именно мы вас оскорбляем? Разве предположить, что мужчина злится, когда женщина, на которой он хотел жениться, бросает его, – оскорбление? – спросил Купидон.

Гриссел попробовал умерить страсти:

– Мистер Рох…

– Подождите, пожалуйста! – вежливо перебил его Рох, взмахивая огромной ручищей. – Я все понимаю… Ну да, наверное, я и злился тоже.

– На нее.

– Нет, на шайку крючкотворов, на ее начальников, которые заставляли ее работать допоздна. И на себя – что не почувствовал заранее, ничего не предпринял раньше. Я мог бы чаще бывать у нее, лучше ее поддерживать. А на нее саму я не… Да, она меня разочаровала. Я понял, что она недостаточно сильно любит меня. И еще… она была очень упрямой. Она не захотела подождать. Может быть, потом между нами все бы и уладилось.

– Значит, вы на нее не разозлились.

Рох укоризненно посмотрел на Купидона: