Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы

Что было делать? Мы не сказали друг другу ни слова. Потом мы узнали, что думали в тот момент об одном и том же: как бы подороже продать свои жизни. Сначала мы постарались просто идти быстрее. Но тут нас ограничивала скорость яка, который, сколько его ни подхлестывали, плелся как черепаха. Мы то и дело оглядывались, но понять, сокращается ли расстояние между нами и нашими преследователями, было невозможно. Мы снова с ужасом прочувствовали, что значит быть в этих краях без оружия. Все, что мы могли, – защищаться стойками от палатки и камнями. А у наших противников были наточенные клинки. Главное в нашем положении было действовать согласованно и прикрывать друг друга. Мы твердо решили нанести противникам как можно больший урон. В таких мыслях мы прошли час, показавшийся нам бесконечным, – мы задыхались от напряжения и беспрестанно оборачивались. Потом мы заметили, что те двое сели. Мы ускорили шаг, чтобы быстрее добраться до вершины горы. Одновременно мы высматривали себе укрытие, где в случае необходимости можно было остановиться на отдых. Мужчины вдали снова поднялись на ноги, как будто посоветовались и решили повернуть назад. Мы вздохнули с облегчением и стали подстегивать яка, чтобы быстрее перевалить через гору и скрыться из виду. Оказавшись на гребне, мы поняли, почему те двое вернулись: перед нами лежал самый пустынный пейзаж, какой я только видел в своей жизни. Море заснеженных пиков вздымалось волнами и казалось бесконечным. Вдалеке виднелись Гангдисе и, как щербина между зубами, перевал Сэла-Ла, через который в случае необходимости можно было вернуться назад. Этот перевал стал известен после экспедиции Свена Гедина, за ним идет дорога на Шигаце.

Но окончательно ли кхампа прекратили нас преследовать? На всякий случай мы решили не останавливаться и ночью. К счастью, луна светила ярко. Снег блестел в лунном свете так, что можно было разглядеть даже дальние горные цепи.

Голод, холод и неожиданный рождественский подарок

Я никогда не забуду тот ночной переход. Тогда я испытал самое сильное напряжение сил и нервов в жизни. То, что местность была настолько неприветливая, должно было спасти нас от кхампа. Но это же предполагало новые испытания. Хорошо, что я давным-давно выкинул свой градусник. Тут он наверняка снова показывал бы 30 градусов по Цельсию – ведь ниже шкалы у него не было. Но это не соответствовало царящей здесь стуже. Свен Гедин намерил примерно в этих местах и в такое же время года 40 градусов мороза.

Мы часами брели вперед и вперед по ровному нетронутому снегу. А наш дух отправился тем временем в собственное путешествие, оторвавшись от тела. Меня начали мучить галлюцинации: мне виделась уютно натопленная комната, множество горячих блюд, дымящиеся напитки. Забавно, но представлялся мне обычный студенческий буфет в Граце, куда я захаживал в юности, – и этот образ чуть не сводил меня с ума.

Мысли Ауфшнайтера шли в другом направлении. Он постоянно бубнил ругательства себе под нос, вынашивал черные планы отмщения грабителям и клялся вернуться вооруженным до зубов. И вот тогда попляшут проклятые кхампа!

Так каждый из нас по-своему пытался преодолеть глубокое уныние. Мы снова потеряли кучу времени, а цель стала только дальше. Если бы нам удалось спокойно идти вперед после ночевки в шатре разбойников, мы вышли бы уже к северному караванному пути, где можно ночевать в тасамах. Было, наверное, около полуночи – наши часы уже давным-давно были обменяны на мясо и цампу

, – когда мы наконец устроили привал. На всем этом длинном отрезке пути нам не встретилось ни одного живого существа, разве что раз мимо промелькнул заплутавший снежный барс. Вокруг ни следа животных или людей, ни единого намека на какую-либо растительность. Надежды найти хоть что-то для костра – никакой. Да и сил на это у нас уже не было: чтобы развести настоящий костер из ячьих лепешек, требуется особая сноровка и ловкость. Так что мы просто сняли поклажу с яка, тут же накрылись одеялами, положили между собой мешок с цампой и сырую баранью ногу и, подстегиваемые голодом, принялись за еду. Но стоило поднести ложки с сухой мукой ко рту, как удержаться от проклятий стало невозможно. Вынуть ложки изо рта оказалось совсем непросто! При такой низкой температуре металл за долю секунды примерз к языку и губам, и отодрать его можно было только с кусками кожи. Так что аппетит у нас пропал. Мы свернулись под одеялом и, несмотря на холод, провалились в тяжелое забытье.

Наутро мы встали не слишком отдохнувшими. Наш як всю ночь провел в тщетных поисках травы, а теперь от отчаяния стал жевать снег, потому что за весь прошедший день нам не встретилось даже воды. Все ручьи, попадавшиеся по дороге, представляли собой насквозь промерзшие ледяные каскады.