Семь минут вечности

Любое знание основано на вере кому-либо или чему-либо. Поэтому вопрос: «вы верующий?» – не корректен. Верующие все, если всё же эти все существуют, а не снятся мне. Впрочем, даже если снятся. Более корректней спрашивать: «во что/кого/чему/кому вы верите и блюдёте деятельную верность?». Типа, Бог один, а вот каков Он, все представляют по-разному. Для таких случаев и существует Символ Веры, Жизненное Кредо, Принципы, основная линия партии, самого себя, которой каждый неуклонно верен. Такое Кредо есть у всех, только не все его сформулировали не только для остальных, но часто и для себя. Но, даже не имея таковой формулы, они верующие и верные, внутри каждого имеется стержень, кредо, даже если его нет, это и есть его стержень. Верит ли кто в плоскую или сферическую Землю, Творца или случайную эволюцию – за всем стоит бездоказательная парадигма веры, убеждения, и верности этим убеждениям. Так и моё знание, убеждение, что мир сей это порождение моего мозга, иллюзия, основаны на вере-убеждении, что я уже умер или даже вообще не жил, если Аз Есмь Дух, Сознание. Верующий в меня, в моё Кредо, кредитор, доверяющий и тем со-верный мне, спасён будет – станет трансерфером посмертия. Если наши Кредо совпадают, то мы доверяем друг другу, даём кредиты друг другу, авансируем.

Так и возникло в моём мире учение о том, что Брама спит и видит наше бытие во сне и поэтому Он создатель этого мира. В осознанном (активном) или бессознательном (пассивном) сне пребывает Брама, зависит от того, кто, какое моё «Я», аватар, исповедует данную концепцию. Так или иначе, в любой конфессии[16]

другая конфессия[17] легко находит ереси, не согласующиеся с их миропониманием. Такое вот расщепление моего сознания происходит за эти семь минут, пока мой мозг умирает. О, как долго тянутся эти семь минут, если я всё же умер, а не просто изначально мёртв и вечно сплю.

Вечный Сон не существующего существа, ибо если я проснусь, то ни меня, ни мира не станет. Хотя меня и нет, если я всё же вижу вечный сон, не имеющий ни начала, ни конца. Ни альфы, ни омеги. В таком случае, вообще ни о каком «в начале»

и разговору нет. Как и «в конце». В начале было, в конце будет – здесь не катит. Здесь вечное есть и вечное несть[18]

. И никуда от него не сбежать. Даже если уснуть во сне, и в том сне тоже уснуть и всё глубже засыпать, как отражение зеркала в зеркале бесконечно засыпать, всё глубже и глубже. Так и забыл я себя, расщепившись на миллиарды миллиардов, неисчислимое множество мелких и не узнающих себя осколков, привидевшихся существ и веществ.

Все эти писатели, учителя, бандиты, гении, тупицы, камни, блохи, деревья, галактики – моё хаотично-структурированное порождение фантазии. Как же я болен! Как мне собраться в одно? И как мне это одно стереть?

Как же выпилиться, вычеркнуться из этого мне видящегося мира, из самого себя? Все мои удачные попытки суицида снова возвращают меня в бытие. Или в то, что я воспринимаю как бытие и именую таковым. Может всё-таки мне нужно дожить до того, когда всё само закончится, активность мозга через семь минут угаснет и всё, это кино закончится, сон прекратится, хотя я и не проснусь. Никогда уже не проснусь. Но и сны больше не будут сниться. Утешительно страшно.

В своём умирании, угасании я придумал, что жизнь это игра и надо играть, веселиться, забавляться, шустрить, юлить и выкручиваться. Чтобы хоть как-то оправдать и осмыслить, т. е. наполнить смыслом, своё сновидение. И я играю, точней играл. Или всё же играю, даже когда уклоняюсь ото всего, убегаю в затвор, в одиночество, за тонированные стёкла, в раковину, под медицинскую маску, скрижали Заветов. И всех прячу под эту маску, чтобы и их не видеть и не обонять. Для этого придумал ковид-19, изоляцию, карантин, чтобы спрятаться наподольше от призраков. Только суетные люди любят выходить из комнаты. Нормальные же, то есть Божьи люди, любят сидеть дома безвылазно, поститься и молиться. Всё, что снаружи, одна суета и грязь, даже так называемые добрые дела, потому что все они замешаны на обжорстве и празднословии.

Я постоянно придумываю что-то такое, какие-нибудь эпидемии, пандемии, войны, катастрофы, чтобы сократить численность глюков, именуемых людьми, населением. Мне они чужды, потому что они это я в каких-то иных аспектах, они это последствие расщепления моего сознания и каждая щепоть настолько далека от других щепотей, что мы часто не понимаем даже языка друг друга. Друзья, блин!

Сократить численность моих клонов, копий, которые совсем не похожи на оригинал. Да и от оригинала остался ломоть, крошка, соринка. Копии копий без оригинала. Соединиться в одно не получилось, не придумалось как-то. Вот и сокращаю. Должен остаться только один я. И тогда я всё вспомню и проснусь, исчезну.