Семь незнакомых слов

Хорошо было бы просто признаться, что с мемориальной доской академика Вагантова я заговорил далеко неслучайно — к пьяному монологу меня, можно сказать, подготовила вся прежняя жизнь, начиная с происхождения. Но после рассказа Клавы о бабушкином секрете — её долгой любви к человеку, в котором по всем приметам угадывается понятно кто, и их единственной ночи, убившей эту любовь, — путь к признанию отрезан. Невозможно появляться у них на пороге с мысленным монологом в голове: «Здравствуйте, Клавдии Алексеевна! Помните, как вы переспали с моим дедушкой, и как от ваших романтических чувств к нему ничего не осталось? Как вчера дело было, верно? Можно мне теперь переспать с вашей внучкой?»

И ещё неизвестно, какие монологи зазвучат в головах обеих Клавдий. Скорей всего, никакие: нам с маленькой кривлякой придётся расстаться, чтобы не длить неловкую ситуацию. В её памяти я ужмусь до курьёзного эпизода, а от бабушки, не исключено, получу прозвище Рыцарь Печальные Штаны.

Однако и теперешнее положение не может сохраняться долго. Скрывать, кто я, можно месяц, ну, два, а дальше? И как теперь быть?..

Пробродив полтора часа вокруг Патриарших и продрогнув, я выработал относительно согревающую стратегию: не загадывать наперёд, ни на что не рассчитывать и в любой момент быть готовым к расставанию с Клавдией-младшей. Нелегко, но и не запредельно трудно.

А пока следует по полной радоваться тому, что есть здесь и сейчас — иначе все предосторожности не имеют смысла. Радоваться и не мечтать о большем, чтобы потом не рухнуть в разочарование.

Как ни странно, задача «радоваться и не мечтать» ничуть не проще, чем «быть готовым к».

Какая бы погода ни стояла, восхитительное чувство — идти со своей девушкой по Бульварному кольцу. Улавливать дух респектабельной московской старины, думать о том, что всё ещё только начинается, и понимать, какая классная штука — жизнь.

С утра потеплело. Мы брели по влажному, присыпанному жёлтой солью, снегу, обходили лужи. Некоторые из них разливались во всю ширь аллейной дороги. В таких местах Клава, как по гимнастическому бревну, шла по боковому бордюрчику, а я, ступая по луже, для страховки удерживал её за руку. Даже в ботинках на высокой платформе и на бордюрчике она была чуть выше моего плеча.

Разговор примерял непринуждённость, как одежду на вырост — исподволь нащупывая пределы, за которые лучше не заходить, чтобы снова не поссориться. Маленькая вредина по-прежнему слегка меня задирала, язвила, ставила в тупик своими вопросами, но немного иначе, чем раньше — точно придерживалась нашего давнего, привычного обоим, стиля общения. Иногда я язвил в ответ, и это ничего не значило, кроме того, что мне с моей девушкой хорошо. Тревожные терзания отступили, как только она, ещё во дворе института, взяла меня под руку и не стала отпускать во время перехода проезжей части на зелёный свет светофора.

Поговорили о моих письмах. Клавдия уже успела прочесть последнее из них и теперь возмущалась тем, что оно — последнее. Знала бы заранее — не поехала бы утром ко мне в общежитие. Начинал я в час по чайной ложке, что было, пожалуй, неглупо, чтобы раздразнить её любопытство. Потом вроде разошёлся, и ей естественно было ожидать от меня долгой, недели этак на полторы, эпопеи. Однако для простого человеческого сочувствия — это немалый срок ожидания. Вот ей и захотелось сэкономить моё время на поездки к их почтовому ящику — поберечь мои душевные и физические силы. К тому же я не писал на конвертах обратный почтовый адрес, и она чувствовала себя бессердечной особой, надменно не отвечающей на письма. А тут здрасте — финал. Я поставил её в глупое положение, превратив благородный порыв в нелепый фарс: отдаю ли я себе в этом отчёт?

— У вас закончились мысли? Иссякло вдохновение? Лень-матушка?

— Да ладно вам, — произнёс я примирительно. — Если бы вы не приехали сегодня, я бы приехал завтра. И ждал бы вас после занятий. Всё случилось, как и должно было случиться. Мне хотелось поскорей вас увидеть, вы мне в этом помогли: мы встретились на день раньше. Разве плохо?

Дело не в «плохо»-«хорошо», вздохнула Клава. И не в девичьей гордости, если на то пошло. Конечно, в ней тоже, но обидно другое. В жизни постоянно спешить — неправильно. И постоянно медлить — неправильно. А правильно — выбирать нужный темп. Знать и чувствовать, когда следует ускориться, а когда сбавить обороты. И, уж конечно, не стоит путать одно с другим. А она — спутала. Грубая ошибка темпа. Это и огорчает.

— Понимаю, — я не мог сдержать улыбку. — Вы убиты горем. Я опять не оправдал ваших ожиданий. Когда мы лучше узнаем друг друга, такое будет случаться реже.

— Очень на это надеюсь. Чему вы опять улыбаетесь?

— Понял, кого вы мне напоминаете. Вернее, что.

— Я — напоминаю? И что же?

— Летние каникулы. Встречу Нового Года. Походы в кино и театр. Поездки на море и в турпоходы. Момент, когда видишь свою фамилию в списке поступивших.

— Хотите сказать: я — ваш праздник?

— Точно: вы — мой праздник.

— Хм. Неожиданно. Бабуля права: вас обычными «штанами» не назовёшь.