Семь смертей майора Казанцева

Лицо бедняги в запекшейся крови, но узнаваемое. Это Лошаков. Вот мы и свиделись.

Бойцы поднимают заложника на руки и аккуратно выносят. В фургоне как раз на такой случай скучает Эскулап.

Я поднимаюсь в тамбур.

– Так, этого, – указываю на Бидона, – к нам на «трешку».

Этот хряк, наверняка, тоже закодирован. В отличие от своего товарища, который наглядно продемонстрировал с испугу истинную свободу воли, указав место содержания пленного. А если человеку ставят гипноблок, значит, он знает немало интересного и секретного.

– Остальных кончать? – деловито осведомляется Леший.

– Нет. Передадим милиции. У нашего начальства какая-то своя комбинация по этому поводу. Банда в наличии. Оружие есть, – я показываю на оружейку.

– Понял, – кивает Леший…

Теперь можно немножко расслабиться. Отработали мы качественно. Ну что, еще один узел событий мной развязан. А вот потянется ли нить Ариадны? Скоро увидим…

Глава 20

Я, уставший, как собака, брел из нашего информационно-поискового пункта через парк Тимирязева. Отработал там, как проклятый, пять часов. И все без толку. Поиск вяз в какой-то трясине.

Вроде, удачный мы нанесли удар. Захватили «языка» – того самого Бидона. Спасли заложника, который являлся ценным носителем информации. И что на выходе?

Пять часов мы с Эскулапом убили на раскодировку и допрос Бидона. И добились от него лишь подтверждения списка похождений банды, о которых мы и так знали. А еще он просветил нас, что заказчик долго и безуспешно работал в подвале с Писателем. Пока несчастный пленник не отключился напрочь. Тогда рассвирепевший работодатель ушел, пообещав в ближайшее время вернуться и приняться за работу с новыми силами и методами. Видно было, что у него дело совсем не клеилось…

Мы, конечно, выставили на бандитской базе засаду. Но, как я и ожидал, дест не пришел. Не попадаются они в такие ловушки. Не тот уровень.

С Писателем, который по моему разумению вполне мог оказаться новой и так нужной мне Нитью Ариадны, тоже было все ни Слава Богу. Сейчас он лежал в отдельной палате в госпитале авиакосмических сил под строгим присмотром «гопников» и врачей. И оправдывать возлагаемые на него надежды не спешил. Хотя бы потому, что пребывал без сознания и на нашу грешную Землю возвращаться не собирался.

С Эскулапом я говорил вчера во врачебном кабинете госпиталя. Оттуда открывался дивный пасторальный вид на пейзажи Ближнего Подмосковья – линия ЛЭП, зеленая масса леса, островерхие крыши краснокирпичных коттеджей и плавный серебристый изгиб реки.

– Мне нужно, чтобы он говорил, – напирал я. – Он – моя нить.

– Не понимаю вообще, что с ним, – растерянно разводил в ответ руками Эскулап. – Опасных для жизни повреждений нет. Избили, конечно, его основательно. Но без особого членовредительства. И это ни кома, ни транс.

– Может, кодировка?

– Не похоже на кодировку, во всяком случае, как мы ее представляем. Выглядит так, будто он сам прервал контакт с действительностью в преддверии опасности.

– Такое может быть?

– Все возможно. Только для такого нужны многолетние психологические практики.

– Учитывая род его занятий и авантюрную жизнь, он мог чему-то научиться.

– Мог… В общем, будем пытаться его вернуть. Есть и нетрадиционные методики…

Вот такой вовсе не обнадеживающий разговор у нас состоялся. И теперь настроение у меня было ниже нуля. Нет ничего хуже, чем тормозиться, когда начался разгон.

Зато на свежем воздухе в парке Тимирязева была благодать. Выходной день. При этом впервые за весь месяц из-за туч выглянуло летнее ласковое солнце. Так что народ повалил на улицу, как в последний раз.

Парк был переполнен отдыхающими. Просто голова шла кругом. Галдеж, детские крики. Музыка из громкоговорителей. Мороженое. Вращающаяся карусель и пневматические хлопки в тире. Цокот копыт конной милиции.

Многие отдыхающие рассекали на электрических самокатах, гироскутерах, моноколесах. И эти странные средства передвижения, и сами люди были неестественно яркие и беззаботные. Они бессистемно метались, бессмысленно перерабатывая время и пространство. И это движение было их самоцелью.

Движение само по себе, а не предназначение – такова участь большинства людей на нашей планете. Достойная цель у них появляется только в массе, как у муравьев в муравейнике. А само по себе движение без цели завораживает их. Им кажется, что так будет всегда.

Только всегда не получается. В подтверждение этой мысли, когда я уже почти дошел до метро, наползла туча, и хлынул уже привычный, но еще более яростный дождь, смыв все это человеческое мельтешение в раз.

Ну что же. Мы, люди предназначения, живем в суровом, часто безжалостном мире, испытывающим нас на прочность. Дождь и ураган у нас обыденность. Мы привыкли выстаивать и двигаться вперед, ломая преграды.