Семь смертных грехов. Роман-хроника. Книга первая. Изгнание

Вскоре заседание Военного совета было продолжено. Семьдесят генералов принялись уговаривать Драгомирова послать телеграмму главнокомандующему или, на крайний случай, поговорить с ним по прямому проводу. Прямой контакт с Деникиным испугал Абрама Михайловича еще больше, чем телеграмма, поэтому в конце концов он дал согласие на телеграмму, но просил текст ее составить сообща, — «чтобы видно было участие всего нашего офицерства в подобном акте, нарушающем, по существу, приказ того самого начальника, к которому мы обращаемся». После долгих дебатов генералы приняли текст обращения к главнокомандующему:

«Военный совет признал невозможным решать вопрос о преемнике главнокомандующего, считая это прецедентом выборного начальства, и постановил просить вас единолично указать такового. При обсуждении Добровольческий корпус и кубанцы заявили, что только вас желают иметь своим начальником. Донцы отказались давать какие-либо указания о преемнике, считая свое представительство слишком малочисленным, не соответствующим боевому составу, который они определили в четыре дивизии. Генерал Слащев отказался давать мнение за весь свой корпус, от которого могли прибыть только три представителя, и отбыл на позиции. Несмотря на мои совершенно категорические заявления, что ваш уход решен бесповоротно, вся сухопутная армия ходатайствует о сохранении вами главного командования, ибо только на вас полагается, и без вас опасаются за распад армии; все желали бы вашего немедленного прибытия сюда для личного председательствования в Совете, но меньшего состава. В воскресенье назначил продолжение заседания. Прошу вашего ответа для доклада Военсовету».

После некоторых внутренних колебаний осторожный генерал Драгомиров телеграмму все же подписал.

Кто-то поинтересовался: почему не присутствует на собрании генерал Врангель — послухам, он уже прибыл из Константинополя на английском военном корабле. Представитель флота подтвердил, что Врангель действительно прибыл в Севастополь, в настоящее время находится на крейсере «Генерал Корнилов» и что при нем вроде бы копия какой-то ультимативной английской ноты, направленной правительством Великобритании генералу Деникину.

Драгомиров распорядился немедленно послать к Врангелю офицера связи и пригласить барона в Большой дворец за час до утреннего заседания на беседу...

Воскресенье оказалось на редкость ясным, по-летнему теплым и безветренным. От сине-зеленой воды отскакивали тысячи солнечных зайчиков. Горизонт был чист. Очень четко прорисовывались на востоке горы. На рейде и в бухте, будто впаянные в расплавленное стекло, стояли серые боевые корабли. Набережные и бульвары заполнила праздношатающаяся, разодетая публика, среди которой, против обыкновения, было довольно мало офицеров и много патрулей. И слухов — самых фантастических и поэтому сегодня казавшихся правдоподобными. Говорили об офицерском бунте, о том, что союзники будто бы предложили войскам начать немедленное разоружение и сдачу большевикам, что Севастополь объявят «открытым городом» и вскоре подвергнут эвакуации, как подвергли уже Одессу и Новороссийск, но здесь она будет пострашнее, потому как побежит через Севастополь весь белый Крым, приютивший всю белую Россию, а большевики решили этот город разрушить, а землю отдать татарам под виноградники...

Несколько успокаивал толпу грозный вид боевых кораблей, среди которых выделялись несколько французских и английских, но очевидцы одесской и новороссийской эвакуаций незамедлительно объясняли всем и каждому, что корабли союзников как раз и появляются в большом количестве именно перед днем эвакуации, точно воронье на падаль слетаются, а когда подходит страшный час, пользы от них никакой: первыми пары разводят и бегут, забыв и все свои обязательства.

Сразу резко упали в цене деникинские «колокольчики» и поднялись в цене золото и бриллианты, — «черный рынок» чутко реагировал на все слухи, ибо все слухи рано или поздно превращались в грустную для бегущей России действительность...

2

Как только английский дредноут «Император Индии» встал на рейде, к правому борту причалил катер под Андреевским флагом. Морской офицер, с обезьяньей ловкостью взбежавший по трапу, доложил генерал-лейтенанту барону Врангелю: для него уже отведены помещения на крейсере «Генерал Корнилов».

С чувством тревожной неопределенности, внезапно охватившим его, Врангель перебирался на русский военный корабль, где его встретили с четкой морской распорядительностью, по отлаженному веками уставу, но без каких-либо дружеских эмоций, суховато — даже тогда, когда официальные рапорты были произнесены и Врангель, открыто улыбаясь и говоря что-то о дыме отечества, что всегда нам сладок и приятен (намекая на окончание константинопольского своего сидения), пожал руки старшим морским начальникам.

При сходе на берег он был встречен, как бы случайно, генералом Улагаем, подавленным, растерянным, бросившим свою конницу где-то в районе Сочи.