Фон Перлоф вышел в смежную комнату, прикрыл дверь, задернул красную бархатную портьеру. Ротмистр приблизился к Дузику, пытливо всматриваясь в его небритое, испуганное лицо, и вдруг коротким ударом в. челюсть кинул его на пол. Падая, Дузик ударился головой об угол стола и потерял сознание. Заняв место в кресле, где только что сидел генерал, ротмистр ждал, пока поручик очнется, и обрезал сигару перламутровым ножичком.
Наконец Дузик поднял голову, обвел непонимающим взглядом гостиничный номер. Из угла его рта сочилась кровь. Он выплюнул выбитый зуб, выругался, спросил:
— Что вы от меня хотите?
— Спрашивать буду я, запомни, — зло ответил Издетский. — А сейчас садись и слушай. Ты — паскуда, поручик. Ты дезертировал из армии в Крыму, стал членом шайки бандита Орлова. На кого ты теперь работаешь? По чьему заданию оказался в Константинополе? Что связывает тебя с... э... с лигой? Какое задание... э... тебе поручили? Убить главнокомандующего? Говори! Ну!
— Я не связан. У меня нет заданий.
— Ты большевик? — у Издетского дергалась щека. — На кого работаешь?
— Да ни на кого. Я — безработный.
— Будешь работать на нас?
— На кого?
— Не спрашивая, на кого, ясно? — ротмистр вновь приблизился, но не ударил — поднял Дузика и толкнул его в кресло. — Хочешь сигару, ты, сифилитик?
Дузик был сломлен и готов ко всему. Издетский, как ни в чем не бывало, водрузил на нос пенсне и дал Дузику прикурить. Он чувствовал радость.
Так Дузик стал сотрудником «Внутренней линии» — врангелевской личной контрразведки, руководимой генералом фон Перлофом. С тех пор прошло несколько недель. Дузик был даже доволен: появились деньги. Поручик подчинялся только Издетскому. Он и не знал никого больше, лишь чувствовал: незримые лица все время сопровождают его, прислушиваются к его разговорам, оценивающе приглядываются и запоминают всех, с кем он сталкивался на улицах, в чайной «Медведь», открывшейся у Галатского моста, куда он ежедневно ходил обедать. Однажды возник на его пути штабс-капитан из «Лиги мстителей», но те же невидимые руки остановили его, отвели, убрали с дороги.
На первых порах заданий у Дузика не было. Видно, проверяли. А неделю назад Издетский поручил Дузику первое дело — познакомиться с неким Венделовским, прикомандированным к штабу главнокомандующего, и войти к нему в доверие. Встреча их была подстроена сотрудниками «Внутренней линии».
На углу улиц Пера и Брусса, в доме сорок открылся под эгидой неведомой американской организации фешенебельный «Русский маяк» — прекрасный вестибюль с колоннами и мраморной лестницей, просторные апартаменты, сад, обеды, как у хлебосольных помещиков, избранная публика. Прислуживают вчерашние офицеры, в бриджах и белых куртках с поясом, и молодые, в ярких платьях, накрашенные кельнерши, представляющие аристократию. Двигаются медленно, высокомерно, под наблюдением метра — бывшего придворного. Клиенты с удовольствием целуют ручки той, что прислуживает. Здесь собираются те, чья сегодняшняя репутация не внушает никаких сомнений. В дни концертов тут появлялся Венделовский. Внешнее наблюдение за ним не выявило ничего заслуживающего внимания: держится скромно, ни женщинами, ни вином не увлекается, любит музыку. Это и настораживало фон Перлофа, который дал распоряжение «подсадить» к нему Дузика. Они «случайно» встретились на концерте, их места оказались рядом. Сегодня здесь пела несравненная Надежда Васильевна Плевицкая, многолетний кумир России. На маленькой эстраде появилась по-крестьянски мощная, черноглазая, широкоскулая женщина. Пианист взял первые аккорды, разминая руку, пробежал по клавишам. Плевицкая в тот же миг чудесно преобразилась: глаза заблестели, лицо стало вдохновенно-красивым. Сцепив кисти рук, она грациозно сделала несколько коротких шагов и запела гибким и сочным меццо-сопрано:
Дунай-речка. Дунай быстрая.
Бережочки сносит.
Размолодснький солдатик
Полковника просит.
Отпусти меня, полковник.
Из полка до дому...
Рад бы я, рад бы отнустити.
Да ты не скоро будешь.
Ты напейся воды холодной
Про службу забудешь...