Семь способов засолки душ

На противоположной стене, рядом с квартирой номер семь черными жирными буквами написано:

ОН НЕ УШЕЛ

ОН С НАМИ

Ника наводит камеру телефона — нет, надпись настоящая. Она смотрит на квартиру номер семь, на дверь, которую открывала много раз, на косяке которой изнутри есть отметки ручкой: пять лет, шесть лет, восемь.

Ника толкает ее ногой.

Теперь поверх годовых отметок пятна затушенных бычков. Дверцы шкафа в прихожей оторваны, брошены на пол, рядом валяются рыжие фантики от конфет «Коровка». В шкафу лежит пустой пакет из-под чипсов и что-то серое, небольшое. Ее игрушечный заяц, догадывается Ника и вытаскивает его из-под мусора за ухо. Когда-то пушистый, теперь он смерзшийся кусок ткани и ваты, пластиковый глаз оторван. Ника с мамой уезжали второпях, вдвоем, взяв самое необходимое. Из отцовского дома за городом они вообще ничего не взяли — туда их просто не пустили.

В пустые окна врывается ветер, подоконники и часть пола под ними замело. Родительская спальня пуста, ни мебели, ни матрасов, только битые бутылки на полу. В Никиной комнате чужая двуспальная кровать щерится выбитыми рейками. Из потолка торчит провод от люстры.

Нику ждут в зале. Гостья сидит во главе обеденного стола, там, где обычно ела и делала уроки Ника. Глаза девушки закрыты, рот закрыт, лицо безмятежное и белое, покрыто инеем, как стены комнаты. Волосы убраны в хвост, ладони лежат на столе и повернуты вверх — она будто ждет, когда ее возьмут за руки. От локтя до запястья чернеют порезы, кожа в потеках. Столешница накрыта темным стеклом — залита кровью, вдруг понимает Ника. Та растеклась и замерзла.

Ника резко выдыхает. Считает до десяти, потом до двадцати. Щелкает резинкой по запястью, снова, и еще раз, пока та не рвется.

Труп не шевелится и не исчезает.

У трупа знакомое лицо.

Снаружи за окном смеются, играя, дети, шуршат санки, тенькают синицы. Гудит проезжающая машина. Солнце ведет холодным лучом по столу, отражается от латунной подвески-бубенчика. Прядка волос подрагивает на ветру, щекочет мертвый лоб.

Ника достает телефон, наводит камеру на труп. На фото труп есть тоже.

Она отправляет снимок Роме, пишет:

ты тоже ее видишь?

Ждет ответа.

Девушка ждет тоже.

Душа четвертая

выдох первый

Рома проваливается по щиколотку в плотный скрипучий холод. Снег пористый, присыпан обломками веток, корой, мелким сором. Березы растут из склона, как седые редкие волосы. Рома считает их стволом карабина — ведет влево, затем вправо.

Движения нет.

Чуть дальше, под соснами, наст тоньше, недавно по нему бежали косули и заяц. Снег прошивают алые точки — кровь? Рома идет по ним и замечает поодаль глубокий след. Свежий. Медвежий.

Рома осматривается. Хватается за рацию и убавляет громкость, чтобы не зашипела не вовремя и не привлекла внимание. Пальцы не слушаются, и дело совсем не в морозе. Позиция плохая, с медведем карабин вряд ли поможет, это не косулю срезать. Но Рома вжимает приклад в плечо так, что сводит руки и спину.

Большие лапки, шепчет Никин голос над плечом, мочку уха обдает теплом. Рома резко оборачивается, оглядывает снежные мягкие заносы, черные стволы деревьев — пусто.

В лесу тихо. Хорошо, что на этот раз никто не притащил собак — знакомый из-за них погиб. Собака была трусливая, необученная, сперва раздразнила медведя, а потом побежала искать защиты у хозяина. Медведь за ней, ну и задрал обоих.

Что там советуют при встрече с шатуном? Притвориться мертвым? С голодным зверем это вряд ли сработает. Испугать тоже не получится. Нужно скорее возвращаться, причем тем же путем. Найти укрытие.

Минуты тянутся. Медведя не видно, и Рома нажимает тангенту:

— Это Ромео. Походу, тут шатун.

— Что? — тут же отзывается дядя. — Ты его видишь?

— Нет, только следы.

Рацию тише сделай, встревают остальные, где находишься, пизди поменьше и вернись к машине.

— Нахожусь у елок, выше от точки, где разошлись.

— Куда ведут?

Рома поворачивается к следам.

Следов нет, снег ровный. Крови тоже нет. Поднимается ветер, сосны шумят, будто смеются.

Он откашливается, вытирает глаза тыльной стороной рукавицы. Некрасиво вышло. Но он же точно видел…

— Отбой, — говорит наконец. — Показалось.

Рация тихо матерится, дядя тоже говорит отбой и велит пить таблетки по утрам.

Рома спускается к исходной точке. У него вдруг разом кончился заряд. Пусть дядя ищет себе другого клоуна, а с него хватит. Курить хочется адски, Рома пятый день без сигарет.

Телефон в кармане жужжит — сообщение от Ники. Сообщение содержит фото. Подумав, Рома все-таки стаскивает рукавицу зубами, открывает мессенджер, и в животе змеей скручивается холод.

Он увеличивает фото, еле сдерживается, чтобы не попросить Нику снять лицо трупа поближе. Может, ему снова просто кажется, а Нике там находиться небезопасно. Он хочет и не хочет знать одновременно.

Не трогай ничего, он пишет. Выходи, жди в ближайшем кафе, напиши, в каком будешь. Я выезжаю.

Подумав, он пересылает сообщение Китаеву. Китаев тут же перезванивает.

— Где она, блять, это дерьмо нашла?

выдох второй