Последнее время она напоминает себе кладоискателя из книжек: сплошь карты и поиск мест. Теперь, похоже, она ищет лесной дом.
Ника глядит в окно, за окном уже утро — белесое, как будто ночь скисла. Часы между полуночью и рассветом выпали и затерялись. Фонари все еще ярко подсвечивают снег, люди возвращаются домой, мимо дома и котельной по тротуару идет медведица. Она уступает дорогу женщине с коляской, та говорит по телефону, зажав его плечом. Ребенок роняет красную лопатку. Медведица носом придвигает ее ближе к женщине. Та, не прекращая разговор, поднимает лопатку и отдает ребенку.
Туда можно съездить на такси, обратно на автобусе. Хороший план. Жизнеспособный.
Ника записывает Роме голосовое. Подумав, она пишет и смс. Выбрасывает картошку с мясом — забыла, куда насыпала крысиный яд в итоге, вдоль плинтусов или в кастрюлю. Одевается — на этот раз потеплее. Не так давно она ходила к Роме на работу и купила на том рынке шерстяные носки. Серые, пуховые. Наверное, это первая вещь, которую она купила себе сама, не советуясь. Ника довольна покупкой.
— Вернусь вечером, — кричит от двери.
Хорошо, отвечает ей Ромин голос из комнаты.
выдох третий
Решили на дачу сгонять, спрашивает у Ники таксист.
Ника кивает.
Разгрести хлам, говорит она. Вещи старые весь чердак забили.
А что, зимой, значит, ездите за город? Газ есть?
Да, говорит Ника. Да, очень дорого подключиться, котел двухконтурный, вот это все, и есть водопровод. И место красивое, в лесу.
Остановить она просит на площади, откуда ее после обеда заберет автобус. Таксист рвется довезти, после спрашивает телефон. Ника с радостью диктует первый пришедший в голову набор цифр.
Лес начинается прямо в конце главной улицы. Ника сворачивает за участок, идет под деревья, а дорога сужается, превращается в тропинку, затем в извилистую скользкую строчку, а спустя десять минут в лесу приходится сойти даже с нее — компас ведет в другую сторону, на юго-восток от деревни.
Ника оскальзывается на ветках и корнях, которые прячутся под снегом. Кустарник цепляет куртку, царапает ткань. Солнце отражается от наста, слепит. А впереди слышен прозрачный хрустальный звон, как будто зимний свет заледенел и бьется на осколки.
То, что она на месте, Ника понимает, упершись в неокрашенный забор из профнастила. На заборе оранжевая наклейка:
Обойдя забор, Ника находит незакрепленный лист, не раз уже отогнутый, и пролезает внутрь.
На первый взгляд за забором такой же зимний лес, как и снаружи. Чуть дальше, вокруг единственного дуба, снег расчищен. Вместо листьев на его ветвях висят бубенчики, при порывах ветра они качаются и звенят. Потускневшие от времени звучат глухо и устало, блестящие — тонко. Рядом на ветвях дрожат обрывки ткани и пряди длинных волос, которые Ника сперва приняла за паклю. Ника считает их, но на пятом десятке сбивается.
Пересчитала бы заново, но замечает деревянный охотничий лабаз. Он стоит в пяти метрах над землей на четырех ногах-столбах, в их верхней части вырезаны птицы. На коньке двускатной крыши тоже резная птица, к лазу ведет импровизированная лестница — бревно с вырубленными зарубками-углублениями для ног. Вот он, вдруг понимает Ника, тот сруб из детства. Он правда существует. Просто оказался маленьким и поднят над землей, но это все детали.
Тихо. Бубенчики звенят, ветер свистит, перебирая волосы и ветки.
Ника осторожно залезает по бревну наверх, толкает дверь.
На дощатом полу лабаза лежит плоский и длинный сверток, накрытый выцветшим от времени тряпьем, сверху придавленный камнями. Из свертка подошвами к выходу торчат мужские сапоги, мужские зимние перчатки лежат рядом. К скату крыши прислонен бубен: на желтоватой, потрепанной временем коже луна, шаман, дочери Ульгеня, птицы и медведь. Не копия для туристов — настоящий.
Нога в сапоге шевелится, камни валятся на дощатый настил, и мертвец садится, сбросив истлевшие тряпки. На Нику смотрит ее копия — яркие янтарные глаза, синеватые губы, сероватая кожа.
— Они тебя сожрут, — говорит она.
Вздрогнув, Ника отпускает стену, за которую держалась. Нога соскальзывает с зарубки в бревне, и Ника падает. За миг до приземления и тьмы ей кажется, что на ветвях дуба гирляндами висят свежие внутренности, головы на длинных волосах, тела.
выдох четвертый