Ее сын от Жиля де Морея, он же внук Умара альАзри, Тибальдо Сентилья, стал главным наследником египетского золота, а вы, граф, будучи внуком, увы, Гуго де Ту и сыном его сына, Милона де Ту, по велению дервишей не получили при рождении никакого имени и были переданы им в руки. Как повествует "священное предание" вы были завернуты в тамплиерский плащ, когда вас принимал старый дервиш, быстро унявший ваши младенческие рыдания какой-то диковинной восточной песнью.
Дервиши клятвенно обещали Ордену, что сын Милона де Ту вернется в христианские земли с великой миссией: он сокрушит не только "внутренний круг" опасных ассасинских магов, но и весь Орден, в своей гордыне отступивший от Единого Бога.
Дервиши не солгали, граф.
"Здравствуй, Хасан Добрая Ночь!" - мысленно приветствовал я тьму, окончательно покорившую весь мир вокруг башни.
-Стрелам не дают имен!- вырвалось у меня.
-О чем вы, граф?- в третий раз за этот вечер удивился Великий Магистр.
-Лук порой получает имя, стрелы - никогда,- безнадежно усмехнулся я.- Полагаю, монсиньор, что вам более не придется навещать заветный кипарис на заднем дворе. Вы видите перед собой последнюю стрелу, пущенную искусной рукой некого суфияджибавии, "целителя безумия". Оперение этой стрелы кажется постороннему глазу то белым, то черным. Это зависит только от того, с какой стороны смотришь. Где стоит тот кипарис, в который я должен был попасть? Вот что остается для меня загадкой.
-Вы, граф, выражаетесь куда изысканней всех придворных поэтов, которые мне известны,- с неким сомнением проговорил Великий Магистр.
-Это от усталости,- сказал я, ничуть не покривя душою.- С вашего позволения, монсиньор.
-Разумеется, я не могу удерживать вас более, граф,- теперь уже огорченно произнес Фульк де Вилларэ.- Но сожалею об этом. Я пригласил вас сюда не только для того, чтобы показать вам ваши владения и провести время в очень приятной беседе с вами, но и для того, чтобы вы вместе с госпожой Буондельвенто смогли стать свидетелями редкостного зрелища.
Увы, мне ничего не оставалось, как только проявить любезное любопытство. Великий Магистр иоаннитов подвел нас вплотную к мощным зубцам башни и предложил обозреть с высоты орлиного полета то, что происходило далеко внизу, на краю родосского берега.
Если Великий Магистр, подобно ночному хищнику, был способен разглядеть все мелочи кипевшей там муравьиной возни, то мы с Фьямметтой ясно различали только мельтешение каких-то багровых огоньков и по доносившимся звукам могли догадаться, что вся эта суета связана со стоявшими у пристани кораблями.
-Мы получили сведения, граф, что венецианским толстопузам не терпится прибрать к рукам Родос,- сообщил Фульк де Вилларэ.- Представьте себе, они тешат себя надеждой, что нас можно согнать отсюда, как ворон. Рума больше нет, граф. Сельджуки выродились. Они растащили свое царство по кусочкам и стали продавать толстопузам из Венеции и Генуи. Теперь венецианцы снарядили двадцать пять кораблей, посадили на них этих варваров и, пообещав им пару тысяч золотом, отпихнули от румского берега в сторону Родоса.
-То самое золото?- усмехнулся я.
-Возможно,- невозмутимо ответил Великий Магистр.- Оно живет своей собственной жизнью. Итак, граф, мы ждем гостей. С часу на час флот сельджуков подойдет достаточно близко, чтобы получить достойный прием. Мы готовим для них смесь китайских огней с греческим огнем. С высоты этой башни вы увидите незабываемое зрелище. Наступает добрая ночь, граф. А кроме того, вы увидите исход последних тамплиеров в адскую бездну пламени и воды. Замечу особо, граф: последних настоящих тамплиеров, тех, которые двести лет вподряд не снимали со своих белых плащей алого креста, очень похожего на изображение китайского дракона.
-Что с вами, мессер?- испуганно прошептала Фьямметта, почувствовав, как весь я содрогнулся и тут же застыл, словно окаменев на месте.
-Каких тамплиеров вы имеете ввиду, монсиньор?- большим усилием придав своему голосу непринужденный тон, вопросил я Великого Магистра.
-Кого же, как не тамплиеров Румской капеллы,- отвечал Великий Магистр иоаннитов,- этих древних титанов, уже отчаявшихся взять приступом божественные высоты и теперь готовых воевать со всем миром. Венеция надеется на силу этой дюжины больше, чем на силу трех тысяч сельджуков.
-Вам дурно, мессер?- еще сильнее испугалась Фьямметта.
-Там мой брат,- шепнул я ей, взметнув своим порывистым дыханием прядь ее волос.
Ровно одно мгновение молчала Фьямметта.
Ровно одно мгновение я оставался пленником "Доброй Ночи".
Взор Фьямметты воспламенил мою душу. С этим жгучим пламенем не сравнился бы никакой греческий огонь, и никакая китайская смесь не смогла бы вспыхнуть ярче.
-Значит, мессер, мы будем вдвоем спасать вашего брата,- тихо, но непоколебимо проговорила Фьямметта.
-Я вынужден предположить, монсиньор,- обратился я к Великому Магистру, вздохнув с нарочитой грустью,- что мой брат Эд де Морей никогда не был тайным иоаннитом.