"Близится день, когда тебе придется поступить только по своей собственной воле, по велению своего собственного сердца,- изрек дервиш,- ничего не зная о расположении звезд, ибо в тот день наступит долгожданное затмение твоей звезды. Когда Посланник увидит тебя наяву и произнесет приветствие, не торопись с ответом. Запомни, что ты первый раз идешь исполнять свою волю. Исполни ее - и последнее препятствие между сном и явью рухнет. Тогда ты встретишь своего брата".
То, что произошло спустя три дня и три ночи, тебе известно, мой дорогой брат.
-И все же, сестренка, ты поторопилась!- со смехом упрекнул я Акису.- Ты перепутала волю с упрямством, что едва не стоила жизни обоим, а вернее, даже всем троим.
Акиса побледнела и потупила взор.
-Ты, конечно же, прав, мой мудрый и бесценный брат,- покорно проговорила она.
На исходе десятого дня мы достигли ворот Коньи.
Я показал стражникам тангэ, данное мне рыцарем Эдом на подержание. Они мрачно переглянулись между собой, и старший изрек:
-Ты проезжай, а за этого воробья,- и он указал копьем на маленького "герольда", сидевшего позади меня на моем коне,- два дирхема.
-Два дирхема за "Сокола с горы альДжуди"!- вознегодовал я.- Да упадет небо на мою голову, если я отдам два дирхема! Ему цена - все золото Египта! Бери коня!
И я потянул за уздечку второго жеребца.
-Коня?!- обомлел привратник. Когда мы въехали в город, Акиса, обернувшись назад, крикнула юношеским голосом:
-В первую стражу мой господин принесет два дирхема и купит твоего коня!
Признаюсь, что так я и поступил, но до того часа произошло еще немало важных событий.
Сначала железный крест Ордена бедных рыцарей Соломонова Храма разделился надвое, пропуская нас во двор обезлюдевшей капеллы: в кузнице и других службах уже не горело огней, и ниоткуда не доносилось звуков мирного вечера.
-Как здоровье контура?- задал я приору единственный и самый главный вопрос.
-Благодарение Всевышнему, жив,- крестясь и вздыхая, отвечал приор,- жизнь теплится в нем, как огонек на фитиле, но, опасаюсь, мессир, что масла осталось только на донышке.
-Я привез того, кто наполнит светильник до краев,- твердо обнадежил я приора.
-А кто этот человек?- шепотом спросил приор.- Он слишком молод для искусного врачевателя.
-И тем не менее, он - лучший целитель ран, нанесенных в сражениях доблестным рыцарям,- уверил я его.
Фьямметта встречала нас на пороге братского жилища, раскрыв от изумления свой прелестный ротик.
Без всяких слов я дал ей понять, что здесь не место для радостных приветствий, и мы поспешили наверх, в отведенную для Фьямметты келью.
Раскрыв свой прелестный ротик еще шире, Фьямметта наблюдала за тем, как Акиса снимала свой ассасинский тюрбан, обнажая лицо и черное богатство своих волос, украшенных золотыми нитями смерти.
-Знакомьтесь, сударыня, с моей кровной сестрой,- невольно сдерживая улыбку, сказал я.
Ошеломленная Фьямметта переводила взгляд то на Акису, то на ее новоиспеченного братца, то - на мою расцарапанную шею и опухшие губы, то - на украшенный ссадиной лоб Акисы.
-Кровная сестра?- наконец пролепетала она.- Вы никогда не говорили мне, мессер, что у вас есть сестра.
Акиса не понимала потоскански, но зато, по старой привычке, быстро, куда быстрее меня, догадалась, что надо делать, и, распустив тесемки аметы, обнажила грудь. Я торопливо задрал вверх свою сорочку.
Тут Фьямметта встрепенулась и обхватила голову руками.
-Вот так чудеса!- радостно воскликнула она.
-Это еще только полчуда,- заметил я,- а настоящее чудо нам только предстоит устроить и - чем скорее, тем лучше.
-Значит, вы, мессер, хотите сразу представить невесту жениху?- озабоченно спросила меня Фьямметта.- Тогда ее нужно поскорее одеть достойным образом. Я думаю, вашей сестре мое новое платье будет как раз впору.
-Какое "новое платье"?- пришла и моя очередь изумиться второй половинке чуда.
Оказалось, что Фьямметта уже успела побывать у венецианских торговцев и - в счет моего годового дохода порядком разорить и без того разоренную капеллу.
Пока дамы, "беленькая" и "черненькая", занимались самыми важными и самыми тайными женскими делами, я проник в оружейный подвал капеллы и не обнаружил там ничего, кроме копий и луков, составлявших обычное вооружение тюркоплиеров. Лукто мне и был нужен. При свете масляного огонька я тонким каламом начертал на крохотном кусочке пергамента две звезды и два арабских слова: "ЗАТМЕНИЕ МИНОВАЛО". Затем подобрал стрелу с белым оперением и, привязав к ней пергамент, незаметно для приора выбрался на задний двор.
От такой беззлобной лжи, которую вполне можно было бы считать правдивее многих королевских, тамплиерских и ассасинских правд, священный кипарис, как мне показалось, даже не содрогнулся.
Лук я вернул на место и, зайдя на обратном пути к усердно молившемуся приору, еще раз бесстыдно встревожил его сердце, теперь - такими словами:
-Мессир приор, я слышал какой-то стук на заднем дворе, но никого там не заметил. Как вы думаете, что бы это могло быть?