Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

-Я спал, как никогда сладко, и ничего не слышал,- признался я.- Но так и не успел нагнать во сне того, к кому всей душой стремился. Что же будет теперь?

-Они пойдут с нами до Трапезунда, надеясь на нашу защиту,- ответил комтур и, заметив сомнение в моих глазах, добавил: - Мессир, они хорошо заплатили. И динарами, и флоринами. Признаюсь, после введения монгольского наместничества в Руме нам, рыцарям, не стоит пренебрегать такими пожертвованиями. Редкие ныне паломники вряд ли смогут прокормить такую конюшню, как наша.

-Памятуя о ваших собственных словах, брат Эд,- без особой тревоги проговорил я, вспомнив о дервише, оставшемся в палатке,- могу вообразить, что весь этот шумный стан соорудили для каких-то тайных целей или суфии, или демоны, или ассасины.

-Все может быть,- искренне рассмеялся рыцарь Эд.- Однако многих армянских купцов я хорошо знаю. Вардан - хозяин этого каравана. Я покажу его вам, мессир. Он сказал, что никто не присоединялся к ним по дороге от самой Киликии.

Успокоив этими словами меня и еще раз самого себя, комтур коротко поклонился и отошел по своим делам, предупредив, что завтрак подадут в самом скором времени.

Жак, подняв бадью из колодца, помог мне умыться и подал полотенце. Освежившись, я сразу нашел в себе силы радостно отвечать на приветствия и с простым любопытством разглядывать диковинный люд.

Я поглазел на их тюки, на виды их товаров - персидские ткани и красивую посуду,- насладился запахом пряностей и почесал загривок маленькому осленку с грустными, как, должно быть, у меня самого, глазами.

Жак и один из рыцарей, имя которого я запамятовал, предложили мне молчаливую охрану и следовали за мной по пятам. Жак при этом не снимал руки с огромного кинжала, заткнутого за пояс.

Отбиваясь от навязчивой мысли, что в моем шатре остался почивать старый дервиш, и потому не имея ни малейшего желания возвращаться туда, я бродил, ища себе места, и остановился у караванного костра.

Огонь завтракал кизяком и старыми воловьими костями, и утренний ветерок, потянувший мне прямо в лицо, принес не свежесть небес и просторов земли, а обдал тяжелым и удушливым дымом. Невольно я отступил на шаг в сторону.

-Господину нехорошо,- вдруг раздался позади меня приветливый женский голос, показавшийся мне знакомым.- Господину облегчить дыхание?

В тот же миг мелькнула рука, бросившая в огонь какую-то сухую веточку, сразу занявшуюся густым дымком.

Я оглянулся и увидел незнакомую девушку с лицом, сильно изъеденным оспой, и редкими рыжеватыми бровями. Она казалась болезненной и слабой, только ее черные глаза таили в себе непреодолимую силу воли и колдовских чар.

"Цыганка",- почему-то подумал я о ней.

Между тем, брошенная ею веточка шипела и потрескивала на нечистом огне, и меня всего окутал ее синеватый дымок, прелестный аромат которого напоминал о далеких благодатных долинах и о том самом холме, усеянном белыми райскими цветами.

Девушка что-то говорила мне, показывая на раскрытую ладонь, и я догадался, что она хочет погадать мне по линиям руки, в чем цыгане большие мастера. Я протянул ей свою ладонь, и она, взяв меня за руку и чертя по линиям ладони острым ногтем, стала отводить меня в сторону из густого дыма, в котором уже трудно было что-либо различить.

Вдруг я очутился на том самом холме из моего сонного блаженства, и догадался, что холм есть и наяву, просто ночью я его не заметил, а утром его загородили шатры купцов.

Вокруг росли белоснежные цветы, более нежные, чем перья голубиц, и благоухавшие так нежно, что, казалось, удары сердца мешают наслаждаться их ароматом.

Рука об руку со мной шла Дама моего сердца, облаченная в золотые одежды, и диадема сверкала аметистами и бриллиантами в ее чудных волосах, более густых и черных, чем смола драконового дерева.

Какие-то нежные, полные любви и покорности слова произносил я на каком-то подходящем только для такого случая языке.

-Блистательный принц и повелитель моего сердца,- столь же покорным голосом шептала она - Вот твой конь. Садись же на него и бери меня с собой в прекрасную страну, которой ты правишь, как самый справедливый король всех времен. Вези меня, мой возлюбленный, я принадлежу тебе навеки.

Я видел белого коня, покрытого пурпурной королевской попоной. Легко и гордо садился я на него и протягивал руки моей прекрасной повелительнице. Я сажал ее на коня перед собой и, вдыхая дивный аромат ее волос, брался за поводья.

Но помню, однако, что я еще долго искал руками поводья, пока она сама не догадалась подать их мне, и мы тронулись вниз, с холма, и конь поскакал и прыгнул с высокого обрыва прямо в бурную реку.

Потом я увидел рыцаря Эда де Морея. Он стоял над нами, держа над головой какой-то тяжелый предмет, и говорил:

-Зачем ты пришла за ним, Акиса? Зачем тебе нужен он, а не я?

-Убирайся прочь, франкский волк!- отвечала ему моя возлюбленная.- Иначе я успею перерезать ему горло.

Казалось, я уже слышал однажды весь этот учтивый разговор между красавицей и доблестным рыцарем, но, как ни силился, не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах такая беседа происходила.