Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

К тому лее что-то очень мешало мне вспоминать, упираясь в шею, и, я, поведя головой, ощутил боль, от которой немного пришел в себя.

Что-то сжимало меня с боков, как клешнями, что-то держало меня за волосы, оттягивая голову назад, и, наконец, что-то третье давило мне в шею чуть выше кадыка.

Потом я снова увидел рыцаря Эда де Морея. Он держал меч в поднятых руках и, если бы опустил его, то острие пришлось бы мне точно между глаз, на переносицу.

-Прошу тебя, Акиса,- тихо повторил рыцарь Эд де Морей.- Отпусти его.

-Убирайся!- услыхал я звонкий голос, раздавшийся прямо над моим ухом, и лезвие кинжала еще сильнее впилось мне в горло.

Морок стал рассеиваться то ли от боли, то ли от того, что ветер подул в другую сторону и понес весь дым прочь от стана, и тогда я стал догадываться, что это Черная Молния держит меня мертвой хваткой, во-первых, сжав мои бока коленями, во-вторых, схватив одной рукой меня за волосы и, в третьих, другой рукой приставив к моему горлу кинжал.

Я ничуть не удивился таким новостям и ничуть не испугался, что, наверно, следует объяснить тем странным опьянением, а вовсе не храбростью влюбленного глупца.

Мне очень хотелось поцеловать ее руку, сжимавшую рукоять смертоносного кинжала. Ее прекрасные пальцы почти касались моей шеи, и стоило чуть-чуть потянуться, чтобы чудесный сон стал явью, хотя в этой яви и не найти было тех белых цветов и королевских одежд.

Но прояви я чуть большее упрямство, мои губы достигли бы вожделенной цели, несомненно отделившись вместе с головой от тела.

Еще мне припомнилась какая-то назойливая сетка, внутри которой болталась моя голова, до тех пор, пока ее не освободил кинжал Акисы Черной Молнии.

Я собрал все свои силы и кое как сумел перенести через лезвие кинжала те слова, которые хотел сказать обоим:

-Акиса! Умоляю тебя, прелестная пери,- тут кинжал дрогнул на моей шее, и преграда как будто ослабла,- поступи так, как просит тебя этот доблестный воин. Мне так хочется, чтобы между нами троими на веки вечные установились мир и любовь.

На последнем слове кинжал забыл о всяком милосердии, и, помнится, я только бессильно захрипел вместо того, чтобы окончательно открыть ей свое сердце и признаться в своих сокровенных чувствах.

-Акиса! Вот мое последнее слово,- произнес другой голос, как будто принадлежавший рыцарю Эду, но, однако, вовсе не пригодный для обращения к Даме сердца или для чтения газелей, услаждающих слух красавицы.- Отпусти его, или же я убью тебя и его разом. Сегодня я убью тебя, и ты видишь, что я не пугаю понапрасну. Знай, что я не отдам его. Я сказал. Вот, жду до третьего вздоха.

И я увидел, как прекрасный букет цветов в воздетых к небу руках рыцаря Эда медленно опустился к моей голове и вновь поднялся в вышину.

Кинжал на один, едва уловимый миг отступил от моей плоти и ласково приник к ней опять.

-Где мой конь?- услышал я непреклонный голос красавицы.- Ты убил его.

-Акиса! Я отдам тебе своего Калибурна,- сказал рыцарь Эд не дрогнувшим голосом, зато сразу дрогнул в неуверенности кинжал, споривший теперь за честь пустить мою кровь с мощным мечом тамплиера, тем самым мечом, который и пригрезился мне в образе нежного букета.

-Бери Калибурна, Акиса, я не бросаю слов на ветер,- властно повторил рыцарь Эд.- И уходи. Сегодня не твой день.

-Пусть отойдут твои псы,- бесстрашно потребовала Черная Молния.

-Будет по-твоему,- согласился рыцарь Эд и повелел кому-то, кого я не мог видеть: - Братья, расступитесь. Дайте ей проход. А ты, Франсуа, не тяни тетиву - оборвется.- И вновь опустив глаза, рыцарь Эд любезно спросил красавицу: - Ты приготовилась, Акиса?

-Пусть подведут коня ближе,- без особой любезности сказала она в ответ.

-Подведи, Юсташ,- повелел рыцарь Эд и, вздохнув с великой грустью сказал своему коню: - Прощай, Калибурн, и прости меня. Могу лишь уверить тебя, что нового хозяина тебе будет носить куда легче, чем твое старое бревно. Прощай и не печалься. Не сомневаюсь, что мы увидимся еще не раз.

И вдруг я выпал из крепкого капкана. Кинжал отпустил мое горло, и какая-то сила пихнула меня в спину так крепко, что я повалился ничком.

Я услышал быстро удалявшийся скач коня и спокойный голос рыцаря Эда:

-Убери стрелу, Франсуа. Не будь глупцом.

Затем рыцарь Эд помог мне подняться на ноги.

-Как вы себя чувствуете, мессир?- осторожно спросил он.

-Прекрасно,- ответил я, и удивительно, что у меня хватило в тот миг разума осечься и не сказать большего: "Прекрасно, ведь я только что побывал в объятиях возлюбленной".

-Извините меня, мессир,- сокрушенно проговорил рыцарь Эд,- Во всем виноват я один. Вы были правы, когда предупреждали меня. Но, признаюсь, за свое легкомыслие я поплатился сполна.

Мне очень хотелось успокоить доблестного рыцаря, и я принялся расхваливать его великолепные одежды, в которых он стоял передо мной. Он был облачен в тот самый пурпурный бархат с меховой оторочкой по вороту и плечам, в котором он некогда поднимался на красивый холм, шествуя по правую руку от Дамы сердца.