Семь Замков Морского Царя

Интересно, какие лица будут у полицейских, да и у всех людей закона, когда они обнаружат труп Лоранс Найт, убитой машиной четыре года назад, а в сгоревшей четыре года назад машине они найдут обуглившиеся четыре года назад останки какого-то лихача?

И что они подумают, когда в следующую грозу они снова столкнутся с абсолютно такой же картиной?

Потому что сегодня я не собираюсь оставлять возле себя давно скончавшуюся Лоранс Найт.

* * *

Именно после третьего явления с Гивинзом у меня возникла идея извлечь из потока времени Лоранс Найт вместе с последними трагическими событиями ее жизни.

И это оказалось совсем не такой сложной операцией, как вы могли подумать.

Возвращение на заре

(Retour à l'aube)

Этим вечером я здорово нализался; по крайней мере, мне так показалось, потому что я почувствовал себя слишком отвратительно; мне почудилось, что мой мозг плавает в спирту, как мозги, изъятые у покойников и помещенные в банки в анатомическом музее.

Я не мог вспомнить ни о месте, где мы пили, ни о своих собутыльниках, хотя помню, что они почему-то казались мне довольно странными. Так, один из них, глянув на бледный свет, вероятно имевший отношение к зарождающемуся рассвету, сказал мне:

— Нам пора вернуться в место нашего обитания.

Я страстный поклонник словарей, и для меня нет более интересной и полезной книги, чем словарь — большой том, полный умных слов.

— «Место обитания», — сказал я, посмеиваясь, — это место, где в природных условиях обитают животные. Можете проверить, так написано у Литтре.

— Действительно, — ответил он, — вряд ли кто-нибудь из нас мог сказать лучше.

Я заметил, что он зарос шерстью и извивался, словно походный шелкопряд[66].

Опьянение не позволяет мыслить последовательно, оно беспорядочно, как плохо составленный букет. Ведь в букете вы обычно не переходите непосредственно от розы к гвоздике без промежуточной вставки какого-нибудь растительного метиса.

Этим я пытаюсь объяснить, что, согласно моей логике, я внезапно очутился на улице.

Она сразу же вызвала у меня отвращение из-за названия, прочитанного мной на табличке: «Улица Фаланстера»[67].

Заметив существо в синем камзоле, мелькнувшее в неуверенном утреннем свете, я протянул к нему руку и воскликнул:

— Где же он, этот фаланстер? Скажите мне, где он?

Синий камзол оттолкнул меня и исчез в тени.

— Нельзя называть улицу, — проворчал я, — по названию несуществующего предмета!

В этот момент я заметил открытую дверь.

Открытая дверь, куда бы она не вела, всегда является призывом, приглашением или знаком согласия на прием. И я вошел.

В связи с отсутствием последовательности в мышлении я очутился в мастерской какого-то старательно трудившегося человечка.

На точильном круге, разбрасывавшем красивые пучки искр, он затачивал длинный блестящий клинок.

Не переставая трудиться, точильщик ножей поднял голову, посмотрел на меня и назвал по имени. Потом он сказал с упреком:

— Вы должны вернуться домой, мсье Пон[68].

Точильный круг проделал еще несколько оборотов, после чего точильщик взял клинок, блестевший, словно он был из лунного луча, и отнес его в угол мастерской.

Это оказалась коса.

Я обнаружил открытую дверь и снова очутился на улице.

Шагая в неизвестном направлении, я хотел проклясть нелогичность своего имени, но внезапно остановился и сказал:

— Я прошу у вас прощения, госпожа улица, потому что я понял, причем тут фаланстер. Ваше название прекрасно соответствует определению, которое дает словарь:

«Фаланстер — это здание, занимаемое семьями, ведущими совместное хозяйство».

Потому что в конце улицы находилось кладбище.

Я поспешно вошел на кладбище; я так торопился, что почти бежал, словно опаздывал куда-то.

Мне почудилось, будто из утреннего тумана ко мне обратился недовольный голос:

— Вы что, не знаете, что сейчас не время для возвращения?

В ответ ему раздался еще более недовольный голос:

— Бегать таким образом по улицам… Фу, какой стыд!

Я долго бегал по аллеям, и уже начал задыхаться, когда очутился перед могилой, на надгробной плите которой было высечено имя: «Антуан Пон».

Я удовлетворенно вздохнул и вошел к себе.

Спутники Улисса

(Les compagnons d'Ulysse)

«Магия может быть настолько сложной, что она оказывается на грани с невозможным; но она может быть и обескураживающе примитивной…»

Маленький доктор Эйб Берди отставил стакан, поднесенный к губам, и задумался, не понимая, как и почему к нему в голову пришла эта странная мысль.

По правде говоря, это была скорее реминисценция, воспоминание о когда-то прочитанной фразе, но почему оно пришло к нему в голову, почему проявилось так ясно, так отчетливо?

Он огляделся с видом человека, привыкшего к тому, что жизнь с каждым новым днем разочаровывает его все сильнее и сильнее.

Он находился в самом конце стола на банкете выпускников Оксфорда, где самые почетные места занимал, великий и могущественный, уже вошедший в легенду медицинский триумвират этой эпохи: Мак-Тейт, Росс и Джоспер.

«Магия…»