Семейная хроника

Соня занималась в студенческом научном кружке. Охотно выступала с докладами на конференциях. Её статьи печатались в институтских сборниках. Родители гордились ею и переживали, что она выбрала такую неженскую профессию. Но не только учёба занимала её мысли. Она всегда нравилась молодым людям. За ней многие ухаживали. Тогда очень популярны были совместные вечера. Так, к ним в институт, где учились в основном девочки, приглашали на праздники ребят из технических вузов. На вечерах играли вокально-инструментальные ансамбли (ВИА), у них в институте тоже был такой ансамбль. В конце 60-х годов все поголовно увлекались английской группой «Битлз», и многие гитаристы, выступая, старались работать под «Битлов». Модными были длинные волосы, узкие брюки. Ребята играли на самодельных гитарах и пели. Танцевали твист и шейк. Тогда же, в 70-е годы, появилось на Западе движение под названием «хиппи». Молодые люди одевались как попало и пропагандировали свободомыслие в одежде и нравах. Они могли заниматься сексом прямо на траве в парке, не стесняясь прохожих, пить, курить наркотики. Для чопорной, высоконравственной России всё это тогда казалось просто безумием. Страна выполняла и перевыполняла пятилетние планы, живя мыслями о коммунистическом будущем. Соню выбрали комсоргом потока. Она успевала заниматься и большой общественной работой.

Со второго курса Соня постоянно ходила на дежурства. Только там можно было постичь тайны сложной профессии. Свою первую самостоятельную операцию она сделала, будучи студенткой третьего курса. Немногие мальчики, мечтавшие о хирургии, могли этим похвастать. Личная жизнь всё как-то не складывалась. Она не отказывалась от свиданий, любила ловить на себе восхищённые взгляды молодых людей, но никто не нравился ей всерьёз – наверное, ещё жива была любовь к Саше.

Годы учебы пролетели быстро и незаметно. При распределении Соню оставили в Москве, потому что на руках был маленький ребёнок. Она поступила после института в клиническую ординатуру в институт им. Н. В. Склифосовского. Лучшую хирургическую школу трудно было найти в Москве.

Соне казалось удивительным, что её бабушка, Ольга, в годы Гражданской войны начинала здесь свою медицинскую карьеру обычной сиделкой. Это было как связь поколений. Однажды Соня ходила по музею, который был в институте, и в одном из альбомов увидела фотографию бабушки, точно такая же была у них дома. Там бабушка была снята среди медперсонала в белой косынке с крестом и белом фартуке. Соня долго рассказывала смотрительнице музея о бабушке, о её дальнейшей судьбе, и вскоре появилась целая статья о ней в институтском сборнике. Соня всем с гордостью показывала этот журнал.

Работа в институте учила её профессии. Туда привозили и раненых, и обожженных, и пострадавших в дорожно-транспортных авариях. Соня охотно помогала на всех операциях, впитывая, как губка, все тонкости хирургии. Во время дежурств, как правило поздно вечером, вся бригада собиралась за столом на ужин или уже на завтрак, если работали всю ночь. И тут начинались самые интересные рассказы о больных, о знаменитых хирургах, о хирургии.

Соня запомнила одну больную по имени Антонина. Это была молодая, психически больная женщина. Она любила выпить и похулиганить. А если её забирали в милицию, то сразу глотала или металлическую шпильку, или булавку, или гвозди – всё, что было под рукой, – и её везли в институт Склифосовского, удалять инородное тело. Там её уже все знали. Если не удавалось достать предмет эндоскопически, то оперировали. Тогда эндоскопия только развивалась, работали прямыми металлическими эндоскопами, ещё не было гибкой волоконной оптики, и введение эндоскопа выглядело примерно как шпагоглотательство. Тоня попадала на операционный стол более двадцати раз. Увидев её, хирурги чертыхались, потому что после каждой операции возникали спайки, а войти в живот было всё труднее и труднее. Тоню ругали последними словами, но она выписывалась, а через короткое время поступала вновь. Надо сказать, что она всё-таки погибла после очередной операции.

Соню очень увлекала хирургия. Жаль только, что не всегда хватало сил, потому что после дежурства ещё работали до трёх часов дня: шли плановые операции. Но эти два года, проведённые в стенах института, оставили свой неизгладимый след. После такой школы уже ничего не было страшно. Она вспоминала свои первые самостоятельные дежурства, когда надо было самой решать, оперировать или не оперировать. В твоих руках человеческая жизнь, а она такая хрупкая! Как хотелось спасти всех и как трудно было мириться с судьбой, глядя, как больной уходит, а ты ничего не можешь сделать!