Семейная хроника Уопшотов. Скандал в семействе Уопшотов. Рассказы

— Слушайте! — начал Буби. Он изъяснялся в повелительном наклонении. Вы меня слушайте. Грейс совсем помешался… Сегодня вечером ужин опаздывает. Я очень голодный, но если мой ужин непунктуальный, я теряет аппетит. Грейс очень хорошо это знает, но я приезжает домой — нет ужин. И кушать нечего. Она — в кухня, на сковородка что-то горит. Я очень вежливо объясняет ей, что мне нужно ужин пунктуальный. И знаете, что происходит?

Я знал, но мне показалось бестактным сказать, что я знаю. И я сказал:

— Нет.

— Вы даже представить себе не можете, — говорит он и прикладывает руку к сердцу. — Слушайте, — говорит он. — Она _плачет_.

— Женщины плачут по любому поводу, Буби, — сказал я.

— Только не европейские женщины.

— Но вы-то женились не на европейке.

— Я еще не все сказал. Сейчас начинается сумасшедший дом. Она плачет. И когда я спрашивает ее, почему она плачет, она говорит, она плачет потому, что она мог быть великая сопрано в опера, а стал моя жена.

Не думаю, чтобы звуки летнего вечера — вечера конца лета — в моей стране и в Италии существенно разнились, однако же в тот момент казалось, что это так. Из вечернего воздуха вдруг исчезла вся мягкость — ни светлячков, ни шепота ветра, — и насекомые в траве вдруг подняли такой тарарам — звуки были пронзительные, скрежещущие, словно взломщики точили свои инструменты. Все это создавало впечатление, что родная Верона находится где-то невероятно далеко.

— Опера! — воскликнул Буби. — «Ла Скала»! Это из-за меня она не выступает сейчас в «Ла Скала»! Она брал уроки пения, это правда, но ее же никто не приглашал на сцена. А теперь она сошел с ума.

— Очень многие американские женщины, Буби, считают, что брак помешал им сделать карьеру.

— Сумасшествие, — сказал Буби. Он даже по слушал меня. — Настоящее сумасшествие. Ну что тут сделать? Вы поговорите с ней?

— Не знаю, что это даст, Буби, но я попытаюсь.

— Завтра. Я приедет поздно. Вы поговорите с ней завтра?

— Да.

Он встал и принялся натягивать перчатки, палец за пальцем. Затем набросил на голову свою фетровую шляпу, словно это была шляпа с перьями, и спросил:

— В чем тайна мой шарм — оттого, что я такой невероятно восторженный?

— Не знаю, Буби, — сказал я, но при этом сочувствие к Грейс теплой волной захлестнуло меня.

— Все потому, что в моя жизненная философия я учитывает последствия и возможности. У Грейс не такая философия.

С этими словами он сел в свою машину и так резко рванул с места, что гравий разлетелся по всей лужайке.

Я выключил свет на первом этаже и поднялся в спальню, где моя жена читала.

— К нам заезжал Буби, — сказал я. — Я не стал тебя звать.

— Я знаю. Я слышала, как вы разговаривали в саду. — Голос ее задрожал, и я увидел, как по щеке покатились слезинки.

— Что случилось, дорогая?

— Ох, просто я считаю, что впустую растратила свою жизнь, — сказала она. — Ужасно, по совершенно впустую. Я знаю, ты не виноват, только, право же, слишком много я отдала тебе и детям. Я хочу вернуться в театр.