Семейный Альбом

восьмидесятые годы – и старая деревянная мебель уже сослана на дачу, уступив модной, пластмассовой из ГДР…

у мамы был один, несомненный, дар – умение привлекать людей, мягкой и простой, простоватой даже, манерой общения, и гостей было много… Но возраст давал уже себя знать склонностью к привычным, устоявшимся оборотам речи. Встречи старых друзей – это когда реплики расписаны десятилетия назад… Привычные подтрунивания, ирония и интеллигентская антиправительственная фронда, смирная и безобидная – ну, все как обычно.

одной лишь интеллигентской беды, снобизма, в ходу не было совсем. Ну, может, высказывание типа: «… а то не поступишь в институт, и окажешься на заводе, среди мата и водки!», звучит как-то не очень… Скорей, мама впадала в другую крайность, и при встречах с людьми непривычными - с деревенскими жителями в байдарочных походах, или с пришедшим менять кран водопроводчиком, испытывала некоторое чуть заискивающее смущение…

Но, вот что я хочу сказать: идея собственного превосходства над другими считалась совершенно неприличной, и мне разок за что-то подобное было строго высказано.

начало и середина восьмидесятых: происходило, под стать сонному времени, немногое:

снова Чехословакия, опять байдарки, дача и цветоводство - и культурные события: полу- и совсем- подпольные выставки художников (абстрактные мазки с диссидентским или религиозным подтекстом) на квартирах или в подвалах, и такие же спектакли, в каких-то ДК на окраине, мучительно умственные… Пару раз мама звала меня с собою, но меня тянуло в сон.

… в 1986-м умер дед, и мама, на восьмом месяце беременности, разродилась моим братом, Иваном, преждевременно.

* * *

В 1987-м году я надолго покинул родительский дом, оказавшись в Узбекистане, в армии, что добавило некоторые оттенки к домашнему воспитанию и значительно ухудшило мой характер... Мама сильно переживала и собирала посылки.

... когда я вернулся, по квартире бегал радостно балаболящий братец, на кухне стоял новый телевизор, а папа распространил свалку радиоэлектронных железячек и стекляшек уже и на мою комнату.

в последующие года я несколько отдалился от родителей и бывал у них наездами.

… мама располнела, в волосах ее появилась седина (закрашиваемая), она стала еще нежней, и, как-то - простодушней. И стоило мне, тридцатилетнему, приехавшему после долгого отсутствия (иногда из действительно небезопасных мест) позабыть позвонить, заночевав в гостях – назавтра меня ждал мягкий укор: «Ну что же ты? Я всю ночь не спала, беспокоилась, не знала куда уж звонить…» -

«Ну, ма-амочка!»

* * *

Нелегкие девяностые, благодаря найденному отцом применению познаний в области стекляшек-железячек, родители пережили довольно безболезненно – и к концу их мама уже могла позволить себе дорогой фотоальбом «Николай II и члены императорской семьи», а также поменять стиральную машину, холодильник, и даже посетить город грез – шумный, нервный и никелированный Париж.

и, наконец, собралась в Бельск Подлясский, посмотреть… «Поместье» оказалось небольшим двухэтажным домом, в котором давно уже завелись харчевня с гостиницей ( Dworek Smulskich – hotel, bar i restaurant), облюбованная местными пьяницами. Выглядело все это запущенно и убого

. Расспросы привели к тому, что хозяин (толстый усач) с вызовом заявил: «Теперь я тут хозяин!» (по польским законам, неожиданные наследники домик-то могли, пожалуй, и отобрать), но потом, поняв, что это не о том, расслабился, и рассказал, что да, вроде, жил тут когда-то русский полковник, а кладбище вот там, неподалеку – а уж получив сотню dollarow amerikanskych на уход за могилами Смольских, так и вообще стал необычайно любезен, и громко сообщал соседям, что – графиня пшиехала.

… кладбище было старым и красивым, и в местном музее тоже было что посмотреть.

в остальном – глухое польское захолустье.

* * *

обнаружившиеся в бельском доме старые фотографии:

дед, пра-бабушка и пра-пра-бабушка, a la Belle Epoque ...

так объяснила мама, хотя, вообще-то для меня они выглядят одного возраста.

хотя, может, и правда - прабабушка была немкой, а у дамы слева явно нерусский тип лица.

Смольские на варшавской улице. Очень, по-моему, трогательна эта забинтованная столетней давности девочкина коленка...

* * *

к двухтысячным мама вышла на пенсию, решив посвятить образовавшийся досуг семье, сезонным заготовкам яблочного варенья, чтению переписки Цветаевой с Пастернаком и вязанию в кресле перед телевизором – которых в доме завелось уже три штуки.