Семья для чемпиона

Ремизовы-старшие сканируют взглядом Димку. Рассматривают, изучают, смотрят на ребенка так, будто первый раз видят. И тут до меня доходит: вероятнее всего, Гордей сдержал свое слово и все родителям рассказал. И теперь перед ними стоит не просто сын по глупости залетевшей девочки, а их внук. Их плоть и кровь. Меня это задевает. Будто бы, будучи просто моим, – Димка был недостоин их внимания!

Однако, когда я встречаюсь взглядом с Виктором Викторовичем, я не вижу ни капли враждебности или высокомерия. Интерес. Любопытство. Живое, настоящее, искреннее. Он улыбается. Одними уголками губ. Я отвечаю ему тем же, коротко кивая.

– Я пыталась до тебя дозвониться, но ты снова не взял трубку, – говорит Ангелина Никандровна.

– У меня прямо дежавю, – хмыкает Яр.

– Мы пришли с миром, сынок, – говорит Виктор Викторович, разводя руками. – Боюсь, в прошлый раз произошло серьезное недопонимание, – делает упор на последнем слове, кося возмущенный взгляд на жену, которая снова стоит по стойке «смирно» так ровно, будто у нее в позвоночнике шарниры. – Думаю, мы все с того раза поумнели, повзрослели и имеем, что друг другу сказать, да, Ангелина? – легонько тычет жену локтем по руке Виктор.

– Да, – отмирает та, нервно сжимая перчатки в руках. – Действительно. Имеем. Аврелия, могу я с вами поговорить тет-а-тет?

– Не думаю, что это хорошая… – вступает Яр.

– Буду рада, – перебиваю я мужа, на доли секунды сжимая его запястье. Давая тем самым понять, что все хорошо. Я готова. Почему нет?

– Не переживай, – бросает Ангелина Никандровна сыну, – кусаться сегодня не буду.

– Очень хочется в это верить, мама.

Мы с Ангелиной Никандровной переглядываемся и, не сговариваясь, отходим в сторонку. Оказавшись в паре метров от мужчин, слышу веселое от Виктора Викторовича:

– А я сразу почувствовал, что ты наш, Димка!

Думаю про себя: как бы не так. Хотя надо признать, от Виктора негатива в первую встречу было в разы меньше. И к Димке он действительно отнесся теплее и приветливее, чем его жена. Которая в данный момент то старательно отводит взгляд, то с любопытством посматривает на меня.

Я буквально вижу, как в глазах Ангелины Никандровны плещутся десятки невысказанных слов и еще больше вопросов. Зная характер этой женщины, предполагаю, что, скорее всего, нетактичных. Чувствую, что она готова к диалогу. Но, в силу своего характера, не знает, с чего начать. С какой стороны ухватить за тонкую ниточку, которая после первой встречи натянута между нами, как канат. И я ее понимаю. Беру разговор в свои руки. Киваю в сторону Ярика и Димки, нахожу в себе силы улыбнуться и вбросить совершенно отвлеченную тему, говоря:

– Теперь у нас есть собака.

Брови Ангелины удивленно едут вверх, встречаясь с линией роста волос.

Я продолжаю:

– Ральф. Щенок еще. Глупый, дурной, но хорошенький. Ярик с Димкой его обожают. Я…

– Я прошу у тебя прощения, – слышу и затыкаюсь. – И благодарю за твою попытку снять напряжение. Для меня это ценно, – отводит Ангелина взгляд, вздыхает и снова в глаза мне смотрит. – Как ты, возможно, заметила, мне действительно непросто дается признание собственных ошибок. Я всю жизнь гнула свою линию. Никогда не отступала. Редко запиналась. И еще реже оказывалась не права. Увы, но так случилось, что у меня перед глазами прошли десятки подобных твоей историй, где девочки оказывались непроходимо глупыми и… в общем, сейчас я понимаю, что было вопиюще невежливо и в корне неправильно приравнивать тебя к ним. Выносить приговор без суда и следствия. И это тот случай, когда я считаю необходимым действительно попросить у тебя прощения, Аврелия.

Я захлопываю рот и молча смотрю на Ангелину Никандровну глазами навыкате. Ей явно неловко. И чувствует она себя точно паршиво. Не на месте, не в своей тарелке. Возможно, униженной и раздавленной. Чувствует себя так, как чувствовала себя я при первом их с Виктором появлении в моей жизни. Но тем не менее продолжает, держась с достоинством, присущим королевам:

– Сердце матери бывает слепо. Да, возможно, на мать года я не тяну. Ярослава все время пытаюсь строить. Гордею четвертый десяток идет, а я с ним как с ребенком сюсюкаюсь. Но такая у нас материнская доля. Иногда сами не замечаем, как вредим.

– Да уж, – вздыхаю я. – С мальчишками сложно, – улыбаюсь.

Кривая полуулыбка трогает губы матери Ярика:

– Я поспешила с выводами насчет тебя. Наговорила много грубых, неприятных слов. И я понимаю, что подругами мы вряд ли когда-либо станем, но… – срывается с губ Ангелины рваный выдох, что впервые выдает ее волнение, – но Дмитрий – наш единственный внук. Я обязательно попрошу прощения и у него. И хотела бы попробовать наладить контакт. Хотя показали мы себя перед ним, конечно, не в самом лучшем свете.