Семья Эглетьер

Вскоре ушла и Франсуаза. Мадлен слышала, как они возились наверху, каждый в своей комнате. Потом все в доме стихло. Дождь струился по черным окнам. По временам порыв ветра прибивал пламя в камине. Последний стежок, и лепесток в правом углу вышивки закончен. Мадлен подошла к негру и завела его, словно повинуясь долгу гуманности хоть раз в день дарить жизнь этому человечку. Она посмотрела, как он поднес к губам трубку и сдержанно закивал. Парик съехал на сторону, круглые глаза светились довольством и благодарностью к хозяйке.

X

Жан-Марк оторвал взгляд от лекций, отпечатанных на ротапринте, и прислушался к шагам Кароль. Постучав, она вошла и сказала слегка раздосадованным тоном:

— Я просто вне себя! Филипп только что звонил из Брюсселя и сообщил, что задерживается и вернется завтра часам к двенадцати дня. А у нас билеты на сегодняшний концерт Владимира Вилленштейна. Я так ждала этого вечера! Составишь мне компанию?

Застигнутый врасплох, Жан-Марк поколебался мгновение: он дал себе слово заниматься до двух часов ночи, чтобы поразить Дидье на следующем семинаре. Однако соблазн был слишком велик. Владимир Вилленштейн редко гастролировал во Франции. А кто еще так исполнял великих романтиков! К тому же в программе был его коронный номер — Вторая соната Шопена.

— Я бы с удовольствием пошел, — ответил Жан-Марк. — Но у меня нет смокинга.

— Надень темно-синий костюм.

— Ты уверена, что он сойдет?

— Ну конечно! Какое это имеет значение!

Голос Кароль звучал ободряюще.

— Начало в девять, — сказала она. — Я велю подать обед для вас троих в половине восьмого, а пока буду собираться. Ну, я очень рада!

Кароль исчезла, оставив Жан-Марка в растерянности: ему очень хотелось послушать Вилленштейна, но он предпочел бы отправиться на концерт с кем-нибудь из приятелей. Во время недавней поездки в Шамони Кароль раздражала его полным отсутствием спортивного духа. Она почти не ходила на лыжах и целыми днями загорала в шезлонге на верхней террасе канатной дороги. Ее узкие брюки экстравагантных расцветок и моднейшие свитеры выглядели неуместными на фоне суровой и прекрасной природы. Жан-Марк с усилием вернулся к своим конспектам и снова взял в руки красный карандаш для выделения наиболее важных мест. Однако взгляд его лишь скользил по строчкам, мысли же были далеки от юридических терминов. Подумать только: ему уже двадцать лет, а у него до сих пор нет смокинга… Надо поговорить с отцом!.. Жан-Марк вытащил бумажник и проверил, сколько еще осталось карманных денег: сто десять франков, а до конца месяца 10 дней. Великолепно! Даже если в ближайшие дни не случится непредвиденных расходов, в конце месяца он сможет купить себе разве что галстук. Жан-Марк тут же устыдился, вспомнив, как скромно одевается Дидье Коплен. Можно ли быть мыслящим человеком и в то же время интересоваться покроем брюк, длиной пиджака, рисунком на шейном платке? Или в нем уживаются суетность и серьезность, угрюмость и пылкость воображения? Жан-Марк внушал себе то отвращение, то жалость. Как ему хотелось бы быть Дидье или Вилленштейном! Жан-Марк взглянул на часы — уже десять минут пятого! — и понял, что в этот вечер больше не сможет сосредоточиться на конспектах. С шести часов он занялся туалетом.

Он обедал вместе с Франсуазой и Даниэлем, чувствуя на себе недовольный взгляд Мерседес. Одетый к темно-синий костюм, легкий не по сезону, в белой рубашке и черном галстуке, Жан-Марк еще ощущал ласковое скольжение бритвы, но ел рассеянно и нервничал, сам не зная отчего. Вдруг открылась дверь и в комнату неторопливо вошла Кароль. Жан-Марка поразили красиво падающие складки ее черного шелкового платья, сверкание камней в немногих украшениях, блеск темных, необычно уложенных волос и какая-то беззащитность округлых и матовых плеч и рук. Видение остановилось, легкое и сияющее, словно дымка, пронизанная лучами. Даниэль воскликнул:

— Ну и красива же ты сегодня!

— Что-то я не помню у тебя этого платья! — заметила Франсуаза.

— Ну что ты! Я сшила его в прошлом году, правда, Одетта его немного подновила.

Она повернулась на каблуках, и в комнате запахло ее духами. Франсуаза — ах, как она сразу потускнела рядом с ослепительной Кароль! — искренне восторгалась мачехой. А в душе Жан-Марка боролись восхищение и досада. Он в своем синем костюме будет иметь глупейший вид около этой расфранченной дамы! Как всегда, она думает только о себе! Другая постаралась бы одеться попроще, чтобы не ставить в неловкое положение своего спутника. Этой же, эгоистичной, точно избалованный ребенок, даже в голову не приходит, что кто-то может страдать от ее неуемной жажды выставлять себя напоказ. Впрочем, скорей всего, она отлично все понимает — Кароль ведь далеко не дура! — но ее это мало трогает. Не удержавшись, Жан-Марк проворчал:

— Меня примут за твоего шофера!

— Не говори глупостей! — сказала она смеясь. — Ты чудесно выглядишь в этом костюме. Во всяком случае, лучше быть недостаточно нарядным, чем чересчур. И к тому же блистать полагается женщинам, не так ли? Но если тебя стесняет мой вид, я могу переодеться!