Семья Машбер

Появились, как случается всегда в такое время, лжелекари, налетевшие на бедняков, точно воронье на падаль, чтобы вытянуть из них последние гроши. В первую очередь вылезли на свет Божий какие-то «внуки» из отощавшей породы праведников, ничем не прославившихся и никем не прославленных. Эти «внуки» всегда жили по милости облезлой раввинской шапки и изодранного кафтана, полученных в наследство, а также по милости некоторых отсталых ремесленников, которые изредка приходили послушать слово Божье, произнесенное их устами, и потом приглашали их на субботние или праздничные трапезы, присылали им кое-что из еды и питья, а иной раз и монеткой ссужали.

Теперь у этих «внуков» дела шли хорошо, гораздо лучше, чем раньше, потому что жили они в самой гуще простого народа, к ним во всякую пору можно было зайти, внести какую-нибудь мелочь и выслушать слово утешения: ничего, мол, Господь поможет, их добропорядочные деды выпросят у неба помощь для жертвователей, и в самом скором времени дела поправятся, все будет хорошо…

«Внуки», доступ к которым был прост и легок — без посредства старост, без записок и без необходимости стоять в ожидании за дверьми, как было заведено у знаменитых праведников, — имели к тому же простых жен, помогавших своим мужьям зарабатывать тем, что водили добрососедские знакомства с женами-просительницами.

Выслушав жалобы этих женщин, они приводили их потом к своим мужьям и помогали им находить нужное слово для изложения просьбы.

Помимо этих ютившихся по углам праведников, в городе появились, точно грибы после дождя, разного рода гадалки и ворожеи, еврейки и нееврейки; откуда-то понаехало множество дремучих, столетних, выживших из ума украинских старцев, беззубых, с шамкающими и вечно что-то бормочущими губами; появились молчаливые татары, которые лечили от всех болезней прокатыванием яичка, окуриванием, кореньями, заставляли смотреть на расплавленный воск, поили водой из стакана, в котором несколько дней подряд мокли какие-то амулеты с татарскими словами. Возник также большой спрос на гадалок, которых неплохо кормила затрепанная колода карт и пара свечей, всегда стоявших наготове в тесной комнате с закрытыми ставнями. Как только приходил клиент, свечи зажигались, на столе появлялся молитвенник, а также потертая книжонка под названием «Мудрость руки», на обложке которой была изображена ладонь со всеми линиями и морщинками, и каждая из линий что-нибудь означала: долгую жизнь, счастливую или горемычную судьбу, дальнюю дорогу, болезнь, смерть — все, что человеку суждено…

Понаехало в город множество других искателей легких заработков: чудотворцев, «ревизоров» мезуз, замурзанных каббалистов, не снимавших шубы и шерстяных чулок даже летом и вытаскивавших свои лекарственные снадобья и заговоренные зелья из-за грязных пазух… Однако в городе стали появляться и праведники, приехавшие издалека, прославленные, знатные и по происхождению, и по своим делам — такие, к которым приверженцы обычно сами едут на дом… Но сейчас, когда большинство людей живет в нужде, праведники решили сами отправиться к своим почитателям в расчете на то, что, хотя сумма, получаемая от каждого, сама по себе ничтожна, дающих найдется много, а «денежка денежку родит»…

Понаехали люди из далеких краев и стран, какие-то странные посланцы, прибывшие из странных мест — из Иерусалима и Цфата, из Турции и Йемена, из Персии, Алжира, Марокко… Одни с навороченными белыми шалями на голове, другие в овчинных малахаях, все — в длиннополых до земли кафтанах, с вьющимися, длинными, спускающимися чуть ли не до пояса пейсами, иные — с бритыми головами и с усами. Все говорили на каком-то искаженном древнееврейском языке, вроде арамейского, вызывавшем у жителей города смешанное чувство страха и уважения.