Семья Рин

Я хотела было объяснить Марии Федоровне, что эти адреса уже не могли пригодиться мне, потому что в Шанхае сорок третьего года не осталось никаких видов западной благотворительности, но она продолжала говорить быстро и настойчиво, не давая мне ни единой возможности вставить слово.

— Да, тяжелое сейчас положение… Но не только тебе одной тяжело, деточка… Если подумать — сколько сейчас нуждающихся — боже мой, боже мой!.. Как жаль людей! Но ты, девочка моя, главное, не стесняйся, в наше время человеку не дадут пропасть!.. Сейчас не то, что раньше, — столько всяких есть благотворительных учреждений!..

Продолжая говорить что-то еще с большой теплотой в голосе, она взяла меня под локоть и слегка потянула к двери. Я поняла, что здесь мне никто не поможет и нужно уходить.

— Кажется, Лиза очень дружила с Новиковыми — очень приличные люди, муж служит в охране, — почему бы к ним не обратиться?

Я что-то вяло пробормотала. Я была так подавлена, что у меня не оставалось сил объяснить Марии Федоровне, что Новиковы закрыли передо мной дверь еще в декабре сорок первого.

Мария Федоровна очень обрадовалась, восприняв мое бормотание как согласие с ее советом.

— Ну вот видишь! Значит, все в порядке! У тебя обязательно все утрясется. Главное — не падать духом.

На всякий случай она не отпускала мой локоть, пока мы не оказались за пределами гостиной. Распахивая дверь, Мария Федоровна чуть не сбила юную горничную, которая открыла мне дверь, — та то ли подслушивала, то ли собиралась входить.

— Вера, проводите барышню, — приказала Мария Федоровна.

Горничная слегка поклонилась. Мария Федоровна повернулась ко мне.

— Обещай не пропадать, Ирочка. В случае чего — сразу приходи, хорошо?

Она легко приобняла меня, ласково кивнула на прощанье, стараясь не смотреть мне в лицо, и быстро скрылась за дверями гостиной.

Я побрела к выходу, с тоской думая, что Мария Федоровна могла хотя бы дать мне на дорогу булочку, как сделала, выставляя меня за порог в прошлом году, сердобольная приятельница моей матери.

— Сюда, мадемуазель, — сказала горничная, которой было велено проводить меня: она думала, что мне неизвестны лабиринты татаровского особняка.

Она следовала за мной в почтительном отдалении; поглощенная своими проблемами, я не обращала на нее внимания. Когда мы оказались далеко от гостиной и никто из посторонних не мог нас слышать, она осторожно заговорила со мной.

— Эй… слушай… Тебе ведь нужны жилье и работа в Шанхае, я правильно поняла?.. — сказала она, быстро оглядываясь, чтобы убедиться, что рядом никого нет.

Я остановилась и обернулась к ней.

— Э-э… да. А что?

Значит, горничная действительно подслушивала под дверями гостиной и теперь откровенно нарушала предписанные ей правила поведения, обращаясь ко мне так бесцеремонно, а я нарушала правила поведения, предписанные гостям, — но какое мне до этого дело, если уже целый мир отказался помочь мне выжить до возвращения моей семьи?

Она затараторила быстрой скороговоркой, то и дело оглядываясь:

— Я-я, похоже, знаю, как тебе помочь. Ты умеешь танцевать?

— Да, немного.

— Отлично. Тогда слушай: как выйдешь из проезда, налево есть банк — большое здание современное, — знаешь, где это?

— Да.

— Ну так жди меня там, я буду свободна в восемь вечера. Я знаю, как тебя пристроить! Смотри, только обязательно приходи!

Приду ли я? Еще бы! Я обязательно приду! Я прямо сейчас готова там встать и терпеливо ждать до восьми, если эта встреча даст мне хоть малейшую надежду на работу и крышу над головой.

Через помещение прошел кто-то из слуг, горничная мигом приняла официальный вид.

— Вон туда, мадемуазель… — И, подмигнув, добавила заговорщицким шепотом: — смотри же, обязательно приходи!..

В восемь вечера я стояла под часами у банка. Завязанные в одеяло вещи лежали рядом. На меня оглядывались прохожие, но мне было все равно. Я была поглощена мыслью, придет горничная или не придет. Когда стрелка на часах переместилась на полдевятого, я стала успокаивать себя тем, что девушка, наверное, задержалась из-за какого-нибудь вздорного поручения Марии Федоровны.

В девять вечера я попыталась убедить себя, что та девушка просто зло пошутила надо мной. Зачем она так поступила, думала я, ведь она выглядела такой милой и я не сделала ей ничего плохого. Но идти все равно было некуда, и надежда не хотела умирать — и я продолжала бесцельно стоять под часами и ждать уже вопреки очевидности.

Она появилась в начале десятого — беззаботно выпорхнула из переулка, огляделась и, увидев меня, подлетела ко мне. Я смотрела на нее, как на привидение.

— О, замечательно — ты дождалась! Молодец! Эта старуха меня задержала. Я уж думала, ты ушла! — воскликнула она, дружелюбно схватив и пожав мне руку.

Она увлекла меня за собой; я едва успела схватить свои вещи.

— Куда мы идем?

— Ко мне домой! Это недалеко. Пойдем, пойдем, я тебе все расскажу! Хочешь есть? Я украла в кухне вот это. — Она достала из сумки два яблока и вручила одно мне. — Голодная небось? Виду тебя ужасный.

— Спасибо… но послушай…

Она, не слушая, энергично тащила меня за собой, продолжая говорить без умолку: