Семья Рубанюк

— Пулеметы?

— Станковый и два ручных.

— Пушки?

— Нету, товарищ полковник.

— Надо держаться. Переходите врукопашную.

— Силы неравны, товарищ комдив. Погибнем все.

— Держаться на месте! Раньше чем через два часа помочь не смогу.

— Видно, придется погибать, товарищ полковник.

Стрельников отошел от рации, задумчиво глядя через голову младшего лейтенанта на полыхавший овин. Лицо его как-то сразу постарело, осунулось. Старшина окликнул:

— Комиссар дивизии будет с вами разговаривать.

Густой, спокойный голос произнес:

— Слушай, Стрельников. Чего это ты там погибать собираешься? Не умирать, а драться надо.

— Будем, товарищ комиссар. Но силы неравны.

— Пулей, штыком, гранатой, кулаком деритесь. Но ни шагу назад! Вы Москву обороняете. Понял? Ни шагу назад!

— Есть, товарищ комиссар!

Стрельников крупным шагом пошел мимо сарая и штабного блиндажа к бойцам.

Около длинного полуразбитого сарая его настиг коновод. Тревожно шаря глазами по дымившемуся в разрывах снарядов полю и с трудом переводя дух, он сказал:

— Разрешите коней в лес отвести? Здорово, сволочи, снаряды кидают.

— А ты хочешь, чтобы конфеты тебе кидали? — жестко спросил Стрельников. — Винтовка твоя где? Марш в цепь!

.

Петро вжался всем телом в землю. Противник бил двумя батареями по деревне, по прилегавшим к ней огородам, полю.

«Перепашут все и кинутся в атаку. А у меня диск один», — сверлила мозг тревожная мысль.

Снаряд, тягуче просвистев, грохнул в нескольких шагах. В ушах Петра долго стоял звон. Оглушенный, он не сразу услышал, когда его окликнули. Из ближайшей воронки осторожно высовывался Шишкарев. Жестами он показывал на брошенные им диски с патронами. Прошка пытался улыбнуться, но Петро видел, что ему страшно.

Перезарядив пулемет, Петро снова, почти в упор, продолжал расстреливать наседающих солдат.

Смутно, как во сне, запечатлелись в памяти Петра дальнейшие события дня. Сосредоточенный огонь автоматчиков по тому месту, где он окопался, несколько их попыток подняться в атаку, внезапный огонь «максима» с бугра позади. И, как неожиданная награда за все пережитое, торжествующий крик бойцов батальона Тимковского, ударившего в спину гитлеровцам, дерзкая атака немногочисленной группки комиссара Олешкевича из леса.

С вражескими солдатами, которые теперь сами попали в окружение, было покончено быстро. Стрельников получил приказание от командира дивизии отходить в район деревни Быковка. Отдав распоряжения о выносе раненых, сборе оружия, о пленных, он занялся организацией разведки и прикрытия. Было совершенно очевидно, что неприятель постарается отрезать путь к отходу.

Петра, когда он возвращался на командный пункт, встретил у околицы адъютант Стрельникова Алтаев. Он спешил с каким-то поручением к Тимковскому, но, увидев Рубанюка, свернул к нему.

— Молодец, старший сержант! — крикнул он. — Майор тебя к награде будет представлять. Ну и здорово же ты их долбал.

Петро устало улыбнулся, переложил пулемет с одного плеча на другое и, пошатываясь, побрел к своему расчету.

Возле сарая сидели, прислонясь к стене, Сандунян и Марыганов. Они обрадованно вскочили навстречу. Сандунян крепко обнял Петра.

— А где Прокофий? — спросил Петро, осматриваясь.

Сандунян печально покачал головой.

— А ты ничего не знаешь?

— Убит?

— Ранен дважды. В живот и лицо.

Марыганов тронул рукой плечо Петра:

— Он к тебе когда второй раз полз, был уже раненый, в щеку. Привязал к ногам сумки с дисками, так его и подобрали.

— Где он? — быстро спросил Петро и швырнул диски.

— Пойдем, отведу, — вызвался Сандунян. — Его скоро отправлять будут.

Раненых разместили в просторной избе на выходе к лесу. В выбитые окна дул ветер. Петро остановился у порога, разыскивая глазами Шишкарева.

— Старший сержант! — окликнул его слабый голос. Петро повернул голову и встретился взглядом с широко раскрытыми, горячечно блестевшими глазами комиссара. Олешкевич лежал на животе около стены, прикрытый до половины туловища полушубком. В его лице не было ни кровинки, нос и скулы заострились.

Петро тихонько, на носках приблизился к нему и участливо спросил:

— Куда вас, товарищ комиссар?

— Бедро разворотило… Ни сидеть, ни лежать не могу. Ох, сво-олочи…

Он охотно, как это делают все раненые, рассказал, что его ранило в самом начале атаки, что он лежал, истекая кровью, и его нашли только после боя.

— А ты, Рубанюк, герой, — неожиданно прервал он себя. — Правду говоря, не надеялся, что уцелеешь.

— Чего там — герой, — смущенно махнул рукой Петро. — Вон у нас Шишкарев — тот действительно герой. Я что ж, я в укрытии сидел, а он — под самыми снарядами.

Петро нетерпеливо оглядывал избу и, наконец, узнал Прошку по его шинели. Из-под забрызганной грязью полы виднелась забинтованная голова, пожелтевшая рука.

— Разрешите, товарищ комиссар, к дружку подойду, — сказал Петро.

— Это и есть Шишкарев? Он без сознания. Его только что перевязывали… живот.

Петро подошел к Прошке, опустился на корточки.

— Проша! — негромко окликнул он. — Слышишь меня, Прокофий?

Шишкарев не шевелился. Петро осторожно взял его руку. Она была словно ледяная, и Петро, не отпуская ее, громко прошептал:

— Ведь он уже…