Семья Тибо, том 1

— Вы не станете надо мной смеяться? Долгое время моим девизом было латинское слово, означающее: "Выстою!" Я даже велел отпечатать его на моей почтовой бумаге, выводил на первой странице моих книг. — Он вытащил цепочку от часов: — Даже вырезал на старинной печатке и ношу ее до сих пор.

Она подержала изящную вещицу, висевшую на конце цепочки.

— Чудесно!

— Правда? Вам нравится?

Она поняла его и сказала, возвращая печатку:

— Нет.

Но он уже отцепил брелок!

— Возьмите, прошу вас.

— Да вы с ума сошли!

— Рашель… на память о…

— На память о чем?

— Обо всем.

Она повторила:

— Обо всем? — и все смотрела ему в лицо и смеялась от души.

О, как же она сейчас ему нравилась! Как пленяла его эта непринужденная улыбка — улыбка почти мальчишеская! Не было в ней ничего общего ни с продажными женщинами, с которыми он встречался, ни с девушками и молодыми женщинами, которых видел в свете или в отелях в дни каникул и которые приводили его в замешательство, но, как правило, ничуть не привлекали. Рашель не внушала ему робости, — она была так близка ему. В ней была какая-то языческая прелесть и даже что-то от той непосредственности, которая свойственна девицам легкого поведения, любящим свое ремесло; но в ее прелести не было ничего сомнительного, пошлого. Как же она ему нравилась! Он видел в ней не только женщину, отвечавшую его вкусам, как ни одна другая, но впервые в жизни ему казалось, что он нашел спутницу жизни, друга.

Мысль эта неотступно преследовала его с самого утра. Он уже вынашивал замысел новой своей жизни, в которой Рашель отводилось определенное место. Одно только и оставалось для заключения договора — согласие соучастника. И он совсем по-мальчишески вел себя, сгорал от желания взять ее за руку, сказать; "Вы та, которую я ждал. Не хочу я больше случайных связей, но я терпеть не могу неясности, поэтому давайте заранее определим наши отношения. Вы будете моей любовницей. Наладим же нашу жизнь". Уже не раз он невольно выдавал свою заветную мечту, отваживался заглянуть в будущее; но она делала вид, будто не понимает, и он угадывал в ней какую-то сдержанность, которая мешала ему сразу раскрыть все свои замыслы.

— Не правда ли, здесь уютно? — говорила она, объедая гроздь замороженной смородины, подкрасившей ей губы.

— Да. Надо его запомнить. В Париже все найдешь, даже что-то провинциальное. — И, показывая на пустой зал, он добавил: — И нечего опасаться, что кого-нибудь встретишь.

— Вам было бы неприятно, если бы нас встретили вместе?

— Что за выдумки, я же о вас беспокоюсь.

Она пожала плечами.

— Обо мне? — Ей было приятно сознавать, что она возбуждает его любопытство, и она не спешила рассказывать о себе. Но в его вопрошающем взгляде было столько затаенной тревоги, что она решилась и доверительно сказала: — Повторяю, мне не перед кем отчитываться. Средства на жизнь, пусть скромные, у меня есть, и я обхожусь. Я свободна.

Напряженное лицо Антуана сразу разгладилось — он обрадовался, как ребенок. И она поняла, что он воспринял смысл ее слов так: если захочешь, я стану твоей. Будь на его месте любой другой, она бы возмутилась, но он ей нравился, и радостное сознание, что она желанна, унесло обиду при мысли, что он неверно понимает ее.

Подали кофе. Она умолкла, задумалась. Ведь и самой ей не казалось невероятной их связь; вот сейчас, например, она вдруг подумала: "Заставлю его сбрить бороду". Однако, ведь она его совсем не знает; такое влечение, как то, что сегодня она испытывает к нему, она в общем уже испытывала к другим. Пусть он не заблуждается и не смотрит на нее так, как смотрит сейчас, самоуверенно и плотоядно…

— Папиросу?

— Не надо, у меня есть свои, не такие крепкие.

Он протянул ей горящую спичку; она затянулась, выпустила струю дыма, окутавшего ее лицо.

— Благодарю.

Сомнений нет; нужно с самого начала избежать недоговоренности. Ей тем легче было завести откровенный разговор, что она ничем не рисковала. Она чуть отодвинула чашку, облокотилась на стол, оперлась подбородком на сплетенные пальцы. Она щурилась от дыма, и глаз ее почти не было видно.

— Да, я свободна, — с ударением произнесла она, — но это отнюдь не значит, что мною можно располагать. Вам это понятно?

И снова у него на лице появилось обычное упрямое выражение. Она продолжала:

— Признаюсь, жизнь меня потрепала, и довольно основательно. Не всегда я располагала свободой. Еще два года назад ее у меня не было. А теперь есть. И я дорожу ею. — Она воображала, что говорит искренне. — Так дорожу, что ни за что на свете с ней на расстанусь! Вам это понятно?

— Да.

Они замолчали. Он наблюдал за ней. Она усмехнулась и, не глядя на него, стала помешивать кофе ложечкой.

— К тому же говорю вам прямо: мне не дано быть верной подругой, надежной любовницей. Люблю потакать всем своим прихотям. Самым разным. А для этого надо быть свободной. И я хочу остаться свободной. Вам это понятно?

И не спеша она начала прихлебывать мелкими глотками кофе, обжигая губы.