Семья Тибо, том 1

Вилла г-на Тибо стояла к северо-востоку от замка, на лужайке, обнесенной легким белым заборчиком и затененной большими деревьями; посредине, между кустов самшита, посаженных ровными рядами, виднелся круглый бассейн.

Жак не спеша шагал по этой лужайке. И еще издали, только завидев дом, приметил у входной двери фигуру в белом платье: это его поджидала Жизель. Она стояла лицом к аллее, ведущей к вокзалу, и проглядела его. И вдруг в каком-то радостном порыве он бросился бежать. Жизель заметила его, замахала руками и, сложив ладони рупором, крикнула:

— Принят?

Хоть ей было уже шестнадцать лет, она не смела выйти из сада, не испросив позволения у Мадемуазель.

Он не отвечал — хотелось подразнить ее. Но она по выражению его глаз догадалась, что все хорошо, запрыгала на месте, как маленькая. И кинулась ему на шею.

— Да будет тебе, сорванец! — сказал он по привычке.

Она хохотала, высвободилась из его объятий и снова обняла его, вся дрожа от волнения. Он видел ее счастливую улыбку, глаза, блестящие от слез: он был растроган, благодарен и прижал девушку к груди.

Она засмеялась и тихонько сказала:

— Я придумала какую-то ерунду, чтобы уговорить тетю пойти со мной к ранней обедне; думала, что ты приедешь в десять. А твой папаша еще не вернулся. Ну идем же. — И она потянула его к дому.

В прихожей показалась крошка Мадемуазель, чуть сгорбившаяся за последнее время; она шла торопливым шагом и от волнения трясла головой. Остановилась на самом краю крыльца и, как только Жак оказался на одном уровне с ней, протянула свои кукольные ручки, спеша обнять его, и чуть не потеряла равновесия.

— Принят? Ты принят? — твердила она, цедя слова сквозь зубы так, будто все время что-то жевала.

— Ой, поосторожней, — воскликнул он весело, — на шее у меня вскочил чирей.

— Повернись-ка. Господи боже! — И, как видно, решив, что в лечении болячки она больше разберется, чем в экзаменах при поступлении в Эколь Нормаль, старушка тут же перестала расспрашивать Жака о его успехах и сделала ему горячую припарку и рассасывающий компресс.

Перевязку Мадемуазель делала в своей комнате, и когда уже все было закончено, раздался звонок у калитки: явился г-н Тибо.

— Жако принят! — крикнула Жизель, высунувшись из окна, пока Жак спускался навстречу отцу.

— А, ты тут? Какое по счету место? — спросил г-н Тибо с нескрываемым удовлетворением, и его бесцветное лицо даже на миг порозовело.

— Третье.

Тут г-н Тибо выразил явное одобрение. Глаза его были по-прежнему полузакрыты, зато мускулы носа дрогнули, пенсне повисло на шнурке, и он протянул сыну руку.

— А, знаешь, неплохо, — выговорил он, подержав руку Жака в своих мягких пальцах. Он постоял в какой-то нерешительности, насупился, пробормотал: — Ну и жарища! — и вдруг привлек сына к себе и поцеловал его. Сердце у Жака колотилось. Он хотел было взглянуть на отца, но г-н Тибо уже повернулся к нему спиной и стал торопливо взбираться по ступеням на крыльцо; вот он уже добрался до своего кабинета, швырнул молитвенник на стол и, сделав несколько шагов по комнате, вынул носовой платок и медленно вытер лицо.

Подали завтрак.

Жизель поставила у прибора Жака букет из мальв, и это придало семейному столу праздничный вид. Она безудержно смеялась, так радостно было у нее на душе. Невесело молоденькой девушке в обществе двух стариков, но жизнь в ней била ключом, и такое существование ее ничуть не тяготило: ожидание счастья разве это уже не само счастье!

Господин Тибо вошел, потирая руки.

— Итак, — произнес он, развернув салфетку и положив руки, сжатые в кулаки, по обеим сторонам прибора — Теперь все дело в том, чтобы ты шел впереди. Дураков в нашей семье нет, и раз ты поступил третьим, то почему бы тебе, как следует поработав, не занять при окончании первое место? — Он приоткрыл один глаз и с хитрым видом вскинул бородку. — Ведь в каждом выпуске должен быть кто-то первым?

Жак ответил на улыбку отца какой-то уклончивой улыбкой. Он так привык притворяться в часы семейных трапез, что ему почти не приходилось принуждать себя к притворству; бывали дни, когда он даже упрекал себя за такое умение приспособляться, считая, что ему недостает чувства собственного достоинства.

— Окончить первым знаменитую Школу, — продолжал г-н Тибо, — спроси-ка у брата, значит быть среди первых всю жизнь: куда бы ты потом ни явился, к тебе наверняка отнесутся с уважением. Антуан здоров?

— Обещал приехать после завтрака.

Жаку даже в голову не пришло рассказать отцу о том, что в семье г-на Шаля стряслась беда. Все окружающие г-на Тибо словно по молчаливому уговору всегда обо всем умалчивали: никто уже не допускал оплошности и не вводил его в курс какого-либо происшествия, ибо просто невозможно было предвидеть, как отнесется к нему этот толстяк, чересчур уж могущественный, чересчур уж деятельный, как он раздует самое пустячное событие и какие шаги предпримет, — пошлет ли письмо, нанесет ли визит, сочтя себя вправе вмешиваться в чужие дела и вносить во все путаницу.