— Меня в мастерские перевели, — объяснил он и поиграл плечами. — А ведь я так привык к господину Жаку! Ну да ладно, — добавил он, уходя, — жизнь есть жизнь, чего на нее жаловаться… Привет господину Тибо передайте, не в службу, а в дружбу, — скажите, от дядюшки Леона, он меня знает!
— Славный старикан, — сказал Антуан, когда тот вышел.
Ему захотелось продолжить прерванный разговор.
— Я могу, если хочешь, передать ему письмо от тебя, — сказал он. И так как Жак не понимал, о чем идет речь, добавил: — Разве ты не хотел бы черкнуть несколько слов Фонтанену?
Он упорно пытался уловить на этом невозмутимом лице хоть какой-то намек на чувство, какую-то память о прошлом, — все было напрасно. Юноша помотал головой, на этот раз без улыбки:
— Нет, спасибо. Мне нечего ему сказать. Это все быльем поросло.
Антуан больше не настаивал. Он устал. К тому же и времени оставалось мало; он вынул часы.
— Половина одиннадцатого, через пять минут мне надо идти.
Тут Жак внезапно смутился; казалось, он хочет что-то сказать. Стал спрашивать брата, как его здоровье, когда отправляется поезд, как у него дела с экзаменами. И когда Антуан встал, его поразило, как горестно Жак вздохнул:
— Уже! Посиди еще немного…
Антуан подумал, что Жака огорчает его холодность, что, может быть, приезд брата доставил малышу куда больше радости, чем это могло показаться по его виду.
— Ты рад, что я приехал? — пробормотал он смущенно.
Жак будто ушел в какие-то свои мысли; он вздохнул, удивился и ответил с вежливой улыбкой:
— Конечно, я очень рад, спасибо тебе.
— Ну ладно, я постараюсь приехать еще, до свиданья, — сказал Антуан сердито. Собрав всю свою проницательность, он еще раз посмотрел младшему брату в глаза; в нем опять пробудилась нежность.
— Я часто думаю о тебе, малыш, — отважился он. — Все время боюсь, что тебе здесь плохо…
Они были возле двери. Антуан схватил брата за руку.
— Ты мне сказал бы, правда?
У Жака сделалось смущенное лицо. Он наклонился, будто хотел в чем-то признаться. И наконец, решившись, быстро проговорил:
— Хорошо, если б ты дал что-нибудь Артюру, служителю… Он такой старательный…
И, видя, что Антуан озадачен и колеблется, добавил:
— Дашь?
— А неприятностей не будет? — спросил Антуан.
— Нет, нет. Будешь уходить, скажи ему "до свиданья", только повежливее, и сунь тихонько на чай… Сделаешь?
В голосе его звучала почти что мольба.
— Ну конечно. Но ты все-таки мне скажи, не нужно ли тебе чего. Ответь… тебе здесь не очень худо?
— Да нет же! — отозвался Жак с едва уловимой ноткой раздражения. Потом, опять понизив голос, спросил: — Сколько ты ему дашь?
— Да я не знаю. Сколько? Десяти франков хватит? Или, может, двадцать дать?
— Да, конечно, двадцать франков! — воскликнул Жак с радостным смущением. — Спасибо, Антуан.
И крепко пожал протянутую руку брата.
Выйдя из комнаты, Антуан наткнулся на проходившего мимо служителя. Тот принял чаевые без колебаний, и его открытое лицо, в котором еще было что-то детское, зарделось от удовольствия. Он проводил Антуана в кабинет директора.
— Без четверти одиннадцать, — засвидетельствовал г-н Фем. — Вы успеете, но пора отправляться.
Они прошли через вестибюль, где возвышался бюст г-на Тибо. Антуан взглянул на него уже без иронии. Он теперь понимал, что отец имел полное право гордиться этим учреждением, которое от начала до конца было его детищем; Антуан даже ощутил некоторую гордость оттого, что он сын этого человека.
Господин Фем проводил его до ворот и просил передать господину учредителю самый почтительный привет; говоря, он не переставая похохатывал, щурил глазки за золотыми очками и доверительно стискивал руку Антуана своими по-женски мягкими и пухлыми ручками. Наконец Антуан высвободился. Маленький человечек остался стоять на дороге; хотя сильно припекало, он не надевал шляпы, поднимал приветственно руки, все время смеялся и в знак дружеского расположения покачивал головой.
"И чего это я разволновался, как девчонка, — убеждал себя Антуан, шагая к станции. — Заведение в полном порядке, и в общем Жаку здесь совсем неплохо".
"Глупее всего, — подумал он вдруг, — что я потерял уйму времени, разыгрывая из себя следователя, вместо того чтобы поболтать по-дружески с Жаком". Теперь ему даже казалось, что Жак расстался с ним без всякого сожаления. "Ну и он тоже виноват, — размышлял он с досадой, — нечего было ему напускать на себя такой равнодушный вид!" И все же Антуан жалел, что сам не проявил больше сердечности и тепла.
У Антуана не было любовницы, он довольствовался случайными встречами; но двадцатичетырехлетнее сердце порою властно напоминало о себе: ему хотелось пожалеть слабое существо, поддержать его своей силой. Сейчас его охватила нежность к малышу; она становилась все сильней и сильней с каждым шагом, уводившим его от брата. Когда он снова свидится с ним? Еще немного, и он повернул бы назад.