Семья Тибо. Том 2

— Он из Романьи, как и я, — продолжал Сафрио, обводя всех смеющимся взглядом, в котором мерцала искра гордости. — Романец, друг и брат по детским забавам… Его отец содержал таверну в шести километрах от нашего дома… Я хорошо знал его… Один из первых романских интернационалистов! Надо было его послушать, когда он в своей таверне произносил речи против попов, против «патриотов»! А как он гордился сыном! Он говорил: «Если когда-нибудь мы с Бенито захотим, все правительственные гадины будут раздавлены!» И глаза у него сверкали, точь-в-точь как у Бенито… Какая сила у него в глазах, у Бенито! Правда?

— Ja, aber er gibt ein wenig an[14], — прошептала Цецилия, повернувшись к Жаку, который улыбнулся.

Лицо Сафрио помрачнело:

— Что это она говорит о Бенито?

— Она сказала: «Er gibt an…»

[15] Любит пускать пыль в глаза, — объяснил Жак.

— Муссолини? — воскликнул Сафрио. Он кинул в сторону девушки гневный взгляд. — Нет! Муссолини — настоящий, чистый! Всегда был антироялист, антипатриот, антиклерикал. И даже великий condottiere!..[16] Настоящий революционный вожак!… И при этом всегда трезвый реалист… Сначала действие, а теория — потом!… В Форли во время стачек он как дьявол носился по улицам, по митингам, везде! И уж он-то умеет говорить! Никаких пустых рассуждений! «Делайте это, делайте то!» А как он был доволен, когда развинтили рельсы, чтобы остановить поезд! Все действительно энергичные выступления против триполитанского похода[17] — всё было сделано благодаря его газете, благодаря ему! Он в Италии — душа нашей борьбы! А на страницах «Аванти» он каждый день вдохновляет массы революционной furia![18] У королевского правительства нет врага сильнее, чем он! Если социализм вдруг приобрёл у нас такую мощь, то это может быть principalemente

[19]заслуга Бенито! Да! Его всюду и везде видели в этот месяц! Красная неделя! Как он взялся за дело! Ах, per Bacco[20], если бы только прислушались к его газете! Ещё несколько дней — и вся Италия запылала бы! Если бы Конфедерация труда[21] не испугалась и не прервала стачку, — это было бы началом гражданской войны, крушением монархии! Это была бы итальянская революция!… У нас, Тибо, в Романье, товарищи однажды вечером провозгласили республику! Si, si![22] — Он намеренно повернулся спиной к Цецилии и Прецелю и обращался только к Жаку. Потом опять улыбнулся и придал своему голосу оттенок ласковой суровости: — Берегись, Тибо, не верь всему, что слышишь!

Затем он слегка пожал плечами и удалился, не поклонившись обоим немцам.

Наступило короткое молчание.

Альфреда и Патерсон оставили открытой дверь комнаты, где находился Мейнестрель. Его не было видно, но временами доносился его голос, хотя он и не повышал тона.

— А у вас, — спросил Желявский у Прецеля, — дела идут хорошо?

— В Германии? Всё лучше и лучше!

— У нас, — заявила Цецилия, — двадцать пять лет назад был всего один миллион социалистов. Десять лет назад их было два миллиона. А сегодня — четыре миллиона!

Она говорила не спеша, почти не шевеля губами, но вызывающим тоном, и её тяжёлый взгляд переходил попеременно с Жака на русского и обратно. Глядя на неё, Жак вспоминал всегда о гомеровской Юноне, о волоокой

Гере.

— Несомненно, — сказал он примирительным тоном. — За двадцать лет социал-демократия накопила огромный созидательный опыт. Организационный талант, который проявили её вожди, прямо удивителен… Быть может, остаётся только задать вопрос, не стал ли революционный дух — как бы это сказать? — мало-помалу слабеть в немецкой партии… Как раз из-за этих усилий, направленных единственно лишь на организационную сторону дела…

Прецель взял слово:

— Революционный дух?… Нет, нет, на этот счёт будь спокоен! Надо сначала организоваться, чтобы стать силой!… У нас не только идеология, но и реализм. И это лучше всего!… Если все последние годы, — я имею в виду особенно тысяча девятьсот одиннадцатый и двенадцатый годы, — в Европе был сохранён мир, то благодаря кому? И если сегодня можно надеяться, что мы надолго избежали опасности великой европейской войны, то благодаря кому? Тому же немецкому пролетариату! Весь мир знает об этом. Ты говоришь: созидательный опыт социал-демократии. Это ещё больше, чем ты думаешь. Это — монументальное сооружение. Оно стало поистине государством в государстве. Каким же образом? В значительной мере благодаря могуществу нашей парламентской фракции. Наше влияние в рейхстаге непрерывно растёт. Если завтра пангерманцы позволят себе вылазку вроде Агадира[23], то будут протестовать уже не только двести тысяч манифестантов в Трептов-парке, но и все социалистические депутаты рейхстага! А с ними — все левые элементы нашей страны!

Сергей Желявский внимательно слушал.

— Однако, когда проходил новый закон о вооружениях, ваши депутаты голосовали за!

— Простите, — сказала Цецилия, поднимая кверху указательный палец.

Брат прервал её: