«Дневник» Виньи[238]
читаю без скуки, и всё-таки каждую минуту внимание рассеивается, книга выпадает из рук. Нанервничался от бессонницы. Мысли всё те же, всё в том же круге: смерть, то малое, что есть человек, то малое, что есть жизнь; загадка, на которую наталкивается человеческий разум, в которой он безнадёжно вязнет, не в силах её постичь. И вечно это неразрешимое: «Во имя чего?»Во имя чего человек, подобный мне, свободный от всякой моральной дисциплины, вёл существование, которое я вправе называть
(Я твёрдо обещал себе, что не стану касаться проблем, которые мне не по плечу. Впрочем, не был ли это наипростейший способ отделаться от них?)
Во имя чего совершаются бескорыстные поступки, во имя чего — преданность, профессиональная честность и т.д.?
А во имя чего раненая львица скорее позволит добить себя, нежели бросит своих детёнышей? Во имя чего свёртывает свои лепестки мимоза? Во имя чего амёбовидные движения лейкоцитов?… Во имя чего окисляются металлы? и т.п. и т.п. … Во имя какой цели?
Без всякой цели, вот и всё. Ставить такой вопрос — значит склоняться к версии, что существует «нечто», значит попасться в ловушку метафизики… Нет! Следует признать, что сфера познаваемого небезгранична (Ле-Дантек[239]
и т.д.). Мудрость отказывается от «почему», ей достаточно «как». (Уже и с этим «как» — хлопот хватает!) И прежде всего отказаться от наивного желания всё сделать объяснимым, логичным. Итак, отказаться от попыток растолковать себя себе самому. Как некое гармоническое целое!… (Долгое время Антуану его «я» таким и представлялось. Гордыня, свойственная всем Тибо? Вернее, самонадеянность, свойственная Антуану…) Всё же вполне приемлем и такой подход: принять моральные условности, не обманываясь насчёт их истинной ценности. Можно любить порядок, желать его, но не стремиться видеть в нём некую моральную сущность и не забывать, что порядок есть не что иное, как практически необходимое условие коллективной жизни, предпосылка реального общественного благополучия (говорю: порядок, — чтобы не сказать: добро).Чувствовать, что этот
Верующий сказал бы: «Но это так просто!…» Не для меня!
Устал до предела, а сна нет. Пытка бессонницы именно в этом: истерзанное тело требует отдыха любой ценой, сознание же беспорядочно работает и отгоняет сон.
Вот уже целый час, как я ворочаюсь с боку на бок. С одной-единственной мыслью: «Я жил оптимистом. Я не смею умереть в сомнении и отрицании».
Мой оптимизм. Я жил оптимистом. Быть может, так получалось инстинктивно, но теперь я сознаю это с полной очевидностью. Состояние интуитивно-радостного восприятия жизни, активного к ней доверия — вот что поддерживало меня, окрыляло, и я думаю, что всем этим я обязан общению с наукой — источником и питательной средой моего оптимизма.
Наука. Она больше, чем просто познание. Она стремится к гармонии с окружающим миром, с тем миром, законы коего предчувствует. (И те, кто идёт по этому пути, приходят в итоге к
То же религиозное чувство? Словечко отпугивает, но в конце концов…
Милосердие, надежда, вера. Аббат Векар как-то сказал мне, что я, в сущности, принимаю теологические добродетели. Я возражал. Насчёт
Значит ли это быть «финалистом» поневоле? Хотя бы и так. Во всяком случае, я принимаю только такой «финализм».
Высокая температура. Дыхание затруднённое, со свистом. Несколько раз пришлось прибегнуть к кислороду. Встал с постели, но из комнаты не выходил.