План его действий созрел быстро. Сначала обеспечить себе материальные возможности, усовершенствовав организацию дела: оборудовать лабораторию, создать библиотеку, надлежащим образом подобрать ассистентов. При наличии денег всё становилось возможным, доступным. Можно было даже купить знания и самоотверженное отношение к работе нескольких молодых врачей, не имеющих средств, которым он обеспечил бы зажиточное существование, используя их способности для того, чтобы двинуть вперёд свои собственные исследования и предпринять новые. Он тут же вспомнил о приятеле доктора Эке, своём старом товарище Штудлере, по прозванию «Халиф», чья методичность, научная добросовестность и работоспособность были ему известны с давних пор. Затем выбор его пал на двух молодых людей: Манюэля Руа, студента-медика, уже несколько лет работавшего в больнице под его руководством, и Рене Жуслена, химика, успевшего обратить на себя внимание своими замечательными работами о действии сывороток.
В течение нескольких месяцев под руководством предприимчивого архитектора отцовский дом оказался совершенно преображённым. Прежний нижний этаж, соединённый теперь со вторым этажом внутренней лестницей, был превращён в лабораторию, оборудованную всеми новейшими достижениями техники. Ничто не было упущено. Как только возникали затруднения, Антуан инстинктивно дотрагивался до своего кармана, где он носил чековую книжку, и говорил: «Представьте мне смету». Расходы его не пугали. Он очень мало дорожил деньгами, но зато очень дорожил успешным осуществлением своих замыслов. Его нотариус и биржевой маклер приходили в ужас от того пыла, с каким он тратил свой капитал, который столь медленно накопляли и столь осмотрительно расходовали два поколения крупных буржуа. Но это его ничуть не смущало; он давал распоряжение продавать целые пачки ценных бумаг и потешался над робкими предостережениями своих поверенных. Впрочем, у него был и свой собственный финансовый план. Всё, что останется от его капитала, после того как в нём будет пробита значительная брешь, он решил, по совету Рюмеля, своего приятеля-дипломата, вложить в иностранные бумаги, а именно — в акции русских золотых приисков. Таким образом, даже при основательно растраченном капитале он предполагал получать доходы, по его расчётам не меньшие, чем те, какие извлекались в своё время г‑ном Тибо из нетронутого состояния, хранившегося им в «надёжных», но малодоходных бумагах.
Подробный осмотр нижнего этажа длился около получаса. Антуан не щадил своего гостя… Он потащил его даже в прежние подвалы, которые образовали теперь обширный полуподвальный этаж с выбеленными стенами: Жуслен в последние дни устроил здесь своего рода зверинец, довольно-таки пахучий, где находились крысы, мыши и морские свинки в соседстве с аквариумом для лягушек. Антуан был в восторге. Он громко смеялся молодым, раскатистым смехом, который он так долго привык сдерживать и который Рашель навсегда выпустила на волю. «Мальчишка из богатой семьи, хвастающийся своими игрушками», — подумал Жак.
Во втором этаже помещался небольшой операционный зал, кабинеты всех трёх сотрудников, большая комната, предназначенная для архива, и библиотека.
— Теперь когда всё устроено, можно приступить к работе — пояснил Антуан серьёзным и довольным тоном, в то время как они с братом поднимались на третий этаж. — Тридцать три года… Пора серьёзно приниматься за дело, если есть желание оставить после себя что-нибудь на память потомству!… Ты знаешь, — продолжал он, останавливаясь и обращаясь к Жаку с той несколько нарочитой резкостью, которую он любил выставлять напоказ, в особенности перед младшим братом, — всегда можно сделать гораздо больше, чем предполагаешь! Когда чего-нибудь
— Какие конкурсные испытания тебе ещё осталось пройти? — спросил Жак, чтобы что-нибудь сказать.