Семья Тибо. Том 2

— Вот и всё! — уже весело добавил он. — Не следует обманывать самого себя… Не скрою, что в тот день, когда Мадемуазель уехала, у меня точно гора с плеч свалилась!

Антуан умолк и снова взялся за вилку. В последние минуты, увлечённый своим повествованием, он забыл о еде.

Теперь, низко нагнувшись, он ловко разнимал утиную ножку. Он казался погружённым в это занятие, но было ясно, что мысли его заняты не тем, что делают пальцы.

XVII

— Я думаю о тех двенадцати миллионах рабочих, о которых ты только что говорил, — неожиданно произнёс Антуан. — Что же, значит, ты записался в социалистическую партию?

Он сидел, склонясь над тарелкой, и не поднял головы даже тогда, когда вскинул глаза, чтобы взглянуть на брата.

Жак увильнул от этого прямого вопроса, сделав неопределённое движение головой, которое могло быть принято за утвердительный ответ. (В действительности, он всего лишь несколько дней тому назад получил свой партийный билет. Только перед угрозой назревающих в Европе событий он отрешился от своей независимости и почувствовал необходимость примкнуть к социалистическому Интернационалу — единственной достаточно активной, достаточно многочисленной организации, способной вести успешную борьбу против войны.)

Антуан передал ему салат и спросил небрежным тоном:

— Вполне ли ты уверен, дружок, что твоя теперешняя жизнь в этом… политическом окружении… действительно соответствует… твоим запросам, твоим литературным вкусам, наконец, твоему настоящему характеру?

Жак резким движением поставил салатник обратно на стол.

«Несчастный, — подумал он. — Всё больше и больше впадает в отцовский самодовольный тон».

Антуан явно стремился говорить непринуждённо, беспристрастно. Он немного помолчал, а затем уточнил свою мысль:

— Признайся: ты действительно веришь в то, что рождён быть революционером?

Жак посмотрел на брата. Он горько усмехался и медлил с ответом. Лицо его постепенно принимало всё более мрачное выражение.

— Если ты хочешь знать, что сделало из меня революционера, — сказал он наконец, и губы его дрогнули, — так это то, что я родился здесь, в этом самом доме… Что я вырос в буржуазной семье… Что с самых юных лет я ежедневно имел перед глазами картину тех несправедливостей, которыми живёт это привилегированное общество… Что с раннего детства я испытывал как бы чувство виновности… соучастия! Да, острое сознание того, что, ненавидя этот порядок вещей, я всё же пользуюсь им! — Он жестом остановил готового возразить Антуана. — Задолго до того, как я узнал, что такое капитализм, когда я ещё не знал даже самого этого слова, — в двенадцать, тринадцать лет, помнишь? — я уже восставал против того мира, в котором я жил, мира моих товарищей, моих преподавателей… наконец, нашего отца и его благотворительных учреждений!

Антуан в задумчивости перемешивал салат.

— Боже мой! Это общество имеет свои органические пороки, я первый готов это признать, — согласился он, снисходительно усмехнувшись. — Но вместе с тем это общество в силу привычки продолжает, несмотря ни на что, вращаться вокруг своей изначальной оси… Нельзя же быть таким строгим… Это общество имеет свои хорошие стороны, свои обязанности, своё величие… И свои удобства… — добавил он с тем добродушным видом, который больше, чем его слова, был неприятен брату.

— Нет, нет! — возразил Жак взволнованным голосом. — Капиталистическое общество не имеет

оправданий! Оно установило между людьми нелепые, возмутительные отношения!… Это общество, где все понятия извращены, где нет уважения к личности, где единственное движущее начало — выгода и мечта каждого — обогащение! Общество, где денежные тузы обладают чудовищной силой, обманывают общественное мнение подкупленной ими прессой и порабощают даже самый государственный аппарат! Общество, в котором индивидуум, трудящийся, сводится к нулю! Общество…

— Так, значит, — прервал его Антуан, в котором также начинал закипать гнев, — по твоему мнению, трудящийся не пользуется ничем из продукции современного общества?

— Но в какой жалкой пропорции он ею пользуется! Нет, единственно, кто ею пользуется по-настоящему, это хозяева предприятий и их акционеры, эти крупные банкиры, крупные промышленники…

— …которых ты, конечно, представляешь себе в виде бездельников и жуиров, разжиревших на крови и поте народных масс и лакающих шампанское в обществе публичных женщин?

В ответ Жак даже не удостоил пожать плечами.