Женни не двинулась с места. Она стояла выпрямившись в лучах света, падавшего с потолка. Тень от ресниц дрожала на её щеках. На ней был строгий английский костюм, плотно облегавший её фигуру и делавший её выше и тоньше.
Быстро вошёл Антуан. Он был в визитке и в шляпе. За ним Леон нёс две сумки с инструментами, которые Антуан раскрыл на столе, сдвинув приборы.
— Объясните же, в чём дело… Автомобиль сейчас подадут… Как так ранен? Чем? Леон, живо, принесите мне коробку с компрессами…
Разговаривая таким образом, он вынул из одной сумки пинцет и две склянки и переложил их в другую. Он торопился, но все движения его были точны и рассчитаны.
— Мы ничего не знаем… — пролепетала Женни, бросившаяся к Антуану, как только он вернулся. — Пуля из револьвера.
— Вот оно что!… — заметил Антуан, не поворачивая головы.
— Мы даже не знали, что он в Париже… Мама думала, что он всё ещё в Вене… — Голос у неё был глухой, взволнованный, но твёрдый. В своём смятении она всё же была полна энергии и мужества. — Нам дали знать из гостиницы, где он находится… Полчаса тому назад… Мы взяли первую попавшуюся машину… Мама высадила меня здесь, проезжая мимо; она не хотела ждать, боялась, что…
Женни не докончила фразы. Вошёл Леон с никелированной коробкой в руках.
— Так, — сказал Антуан. — А теперь пошли! Где эта гостиница?
— Фридландская улица, двадцать семь-бис.
— Ты поедешь с нами! — произнёс Антуан, обращаясь к Жаку. Тон был скорее повелительный, чем вопросительный. Антуан добавил: — Ты можешь нам быть полезен.
Жак, ничего не отвечая, смотрел на Женни. Она глазом не моргнула, но ему почудилось, что она не возражает против его присутствия.
— Проходите вперёд, — сказал Антуан.
Автомобиль ещё не был выведен из гаража. Фары бросали во двор ослепительные лучи света. Пока Виктор поспешно закрывал капот, Антуан помог Женни усесться в машину.
— Я сяду впереди, — заявил Жак, забираясь на переднее место.
До площади Согласия доехали очень быстро. Но на Елисейских полях оживлённое движение заставило шофёра уменьшить скорость.
Антуан, сидевший в глубине рядом с Женни, уважая молчание девушки, не нарушал его. Он без ложного стыда смаковал настоящую минуту — хорошо знакомую ему минуту ожидания, напряжения всей энергии перед тем, что будет после, когда придётся проявлять инициативу, нести ответственность. Рассеянным взглядом он смотрел в окно.
Женни отодвинулась в самый дальний угол, избегая малейшего прикосновения к соседу, и тщетно пыталась удержать бившую её дрожь: она вся с ног до головы трепетала, как задетая струна.
С того момента, как незнакомый лакей из гостиницы, впущенный в дом не без некоторых опасений, объявил зычным голосом, что «господин из девятого номера пустил себе пулю в лоб», до самого приезда на Университетскую улицу, по дороге, в такси, где они с матерью, без слов, без единой слезинки, сидели, судорожно схватившись за руки, все мысли Женни были поглощены раненым. Но, внезапно увидев Жака, — а её это словно громом поразило, — она забыла думать об отце… Прямо перед ней была эта сильная, широкая спина, на которую она старалась не смотреть, — но всё равно он был здесь, и его неоспоримое присутствие словно парализовало все её силы!… Стиснув зубы, она прижимала к себе левый локоть, чтобы заглушить биение сердца, и упрямо смотрела под ноги. В эту минуту она была совершенно неспособна разобраться в своих чувствах. Но она отдавалась им, снова в одно мгновение с бешеной силой захваченная драмой всей своей жизни, драмой, от которой она чуть не умерла и от которой считала себя навсегда избавленной.
Резкое торможение заставило её поднять голову. Автомобиль внезапно остановился на площади, чтобы пропустить военизированную манифестацию.
— Как раз когда спешишь… — проворчал Антуан, обращаясь к Женни.
Батальон молодых людей сомкнутыми рядами, размахивая лампионами, двигался размеренным шагом вслед за оркестром и распевал во всю глотку воинственный марш. Справа и слева, сдерживаемая блюстителями порядка, густая толпа приветствовала горланов и снимала шапки при проходе знамени.
Шофёр, убедившись в том, что Жак не снял шляпы, также не дотронулся до своего кепи.
— Конечно, — рискнул он заметить, — в этих кварталах только им и разгуливать. — И, ободрённый пренебрежительным жестом Жака, добавил: — У нас, в Бельвиле[60]
, им пришлось отказаться от этого балагана!… Каждый раз кончалось побоищем…К счастью, шествие, направлявшееся к площади Согласия, повернуло налево, освободив проезд по улице Д’Антен.
Несколько минут спустя автомобиль уже мчался вверх по склонам предместья и въезжал на Фридландскую улицу.
Антуан заранее открыл дверцу. Не успела машина остановиться, как он выскочил. Женни с трудом оторвалась от сиденья: избегая поданной ей Антуаном руки, она сама сошла на тротуар. Какую-то секунду, ослеплённая яркой полосой света, падавшего из дверей гостиницы на мостовую, Женни чувствовала, что не в силах двинуться с места; у неё так кружилась голова, что она едва не упала.
— Идите за мной, — сказал Антуан, слегка дотронувшись до её плеча. — Я пройду вперёд.